Стриженные головы рваный рукав: По какому признаку можно сгруппировать эти словосочетания? Стриже..ые головы, рва..ый рукав, отшлифова..ая деталь, дисциплинирова..ая

Посаженный дуб как пишется

Если слово “посаженный” образовано от глагола (что сделать? совершенный вид) посадить, то здесь мы имеем дело со страдательным причастием,

Правильно

Посаженный – правильный вариант написания страдательного причастия. Обозначает признак действия и отвечает на вопрос «что сделанный?». Слово образовано от глагола совершенного вида «посадить». Пишется с двумя буквами «н», так как при себе имеет зависимые слова.
Лук, посаженный на зиму, быстрее созревает.
Посаженный у дороги, орех мешает электрическим проводам.
Посаженный дочкой фикус быстро пошел в рост.

Посаженый – устаревшее слово, является отглагольным прилагательным и пишется с одной буквой «н». Слово обозначает признак предмета и отвечает на вопрос «какой?». Образовано от глагола совершенного вида «посадить». Употребляется в значении «исполняющий роль родителя жениха или невесты».
Посаженый отец был очень красноречивым.
Посаженая мать очень переживала за невесту.

 

Орфографический словарь

посаженный; кр

.

ф

. -ен, -ена (

от

посад

и

ть)

посаженный (от сажень)

посажёный: посажёный отец, посажёная мать

Часть речи: прилагательное

Положительная степень:

Слоги в слове «посаженный» деление на слоги

Количество слогов: 4
По слогам: по-са-же-нный

По правилам школьной программы слово «посаженный» можно поделить на слоги разными способами. Допускается вариативность, то есть все варианты правильные. Например, такой:
по-са-жен-ный

По программе института слоги выделяются на основе восходящей звучности:
по-са-же-нный

Ниже перечислены виды слогов и объяснено деление с учётом программы института и школ с углублённым изучением русского языка.

по — начальный, прикрытый, открытый, 2 буквыса — средний, прикрытый, открытый, 2 буквыже — средний, прикрытый, открытый, 2 буквы

сдвоенные согласные нн не разбиваются при выделении слогов и парой отходят к следующему слогунный — конечный, прикрытый, полузакрытый, 4 буквы

Управление в русском языке

искомое слово отсутствует

Часть речи: причастие

Действительное причастие:

Настоящее время
	Единственное число	Множественное число
	Мужской род	Женский род	Средний род
Им.
Рд.
Дт.
Вн.
Тв.
Пр.

Настоящее время
Единственное число
	Мужской род	Женский род	Средний род
Им.
Рд.
Дт.
Вн.
Тв.
Пр.

Настоящее время
Множественное число
Им.
Рд.
Дт.
Вн.
Тв.
Пр.

Страдательное причастие:

Настоящее время
	Единственное число	Множественное число
	Мужской род	Женский род	Средний род
Им.
Рд.
Дт.
Вн.
Тв.
Пр.

Настоящее время
Единственное число
	Мужской род	Женский род	Средний род
Им.
Рд.
Дт.
Вн.
Тв.
Пр.

Настоящее время
Множественное число
Им.
Рд.
Дт.
Вн.
Тв.
Пр.

Что обозначает слово «садить»?

Если загля­нуть в «Большой тол­ко­вый сло­варь» под редак­ци­ей С. А. Кузнецова, то выяс­ним, что это сло­во явля­ет­ся сино­ни­мом сло­ва «сажать», но име­ет сти­ли­сти­че­скую поме­ту «народно-разговорное»:

• садить (сажа́ть) хле­бы в печь;
• садить (сажа́ть) за стол;
• садить (сажа́ть) бабоч­ку на булав­ку.

В живой раз­го­вор­ной речи сло­во «садить» при­ме­ни­тель­но к овощ­ным куль­ту­рам упо­треб­ля­ет­ся в таких выска­зы­ва­ни­ях:

Сегодня будем садить поми­до­ры в пар­ни­ке.

Мы хотим садить кар­то­фель в суб­бо­ту.

У это­го сло­ва с поме­той «разговорно-сниженное» име­ют­ся зна­че­ния «с усер­ди­ем, с силой что-то делать, уда­рять, бить»:

Как видим, с точ­ки зре­ния сти­ли­сти­ки рус­ско­го язы­ка сло­во «садить» явля­ет­ся про­сто­реч­ным, то есть в лите­ра­тур­ной речи его не сто­ит упо­треб­лять.

Правильно: посаженный (очень редко “посаженый”).

Пример предложения со словом “посаженный”: посаженный мною цветок вырос очень красивым.

Ответ

НН: отшлифованная деталь (потому что приставка от- и суффикс ова )

дисциплинированная ученица (суффикс -ирова- )

организованная экскурсия (суффикс -ова-)

испуганный малыш (приставка ис- )

писанная красками картина (есть зависемое слово)

замороженная рыба (приставка за-)

позолоченный браслет (приставка по-)

купленный мяч ( купленный-купить сов.в )

посаженный дуб (приставка по-)

вымощенные дороги (приставка вы-)

неслыханная радость ( исключение )

желанный подарок (исключение )

Н: стриженые головы (потому что нет приставки )

рваный рукав (нет приставки )

мороженая рыба (нет приставки )

свежемороженая рыба ( нет приставки)

некипячёное молоко (есть приставка не-)

посаженый отец (исключение)

нехоженые тропы (приставка не-)

( 1 оценка, среднее 5 из 5 )

Иосиф Бродский — В Англии

Диане и Алану Майерс 
  
I. Брайтон-рок 
  
Ты возвращаешься, сизый цвет ранних 
     сумерек. Меловые 
скалы Сассекса в море отбрасывают запах 
     сухой травы и 
длинную тень, как ненужную черную вещь. 
     Рябое 
море на сушу выбрасывает шум прибоя 
и остатки ультрамарина. Из сочетанья 
     всплеска 
лишней воды с лишней тьмой возникают, 
     резко 
выделяя на фоне неба шпили церквей, 
     обрывы 
скал, эти сизые, цвета пойманной рыбы, 
летние сумерки; и я прихожу в себя. В 
     зарослях беззаботно 
вскрикивает коноплянка. Чистая линия 
     горизонта 
с облаком напоминает веревку с 
     выстиранной рубашкой, 
и танкер перебирает мачтами, как 
     упавший 
на спину муравей. В сознании всплывает 
     чей-то 
телефонный номер – порванная ячейка 
опустевшего невода. Бриз овевает щеку. 
Мертвая зыбь баюкает беспокойную щепку, 
и отражение полощется рядом с 
     оцепеневшей лодкой. 
В середине длинной или в конце короткой 
жизни спускаешься к волнам не 
     выкупаться, но ради 
темно-серой, безлюдной, бесчеловечной 
     глади, 
схожей цветом с глазами, глядящими, не 
     мигая, 
на нее, как две капли воды. Как 
     молчанье на попугая. 
  
II. Северный Кенсингтон 
  
Шорох «Ирландского времени», гонимого 
     ветром по 
железнодорожным путям к брошенному 
     депо, 
шелест мертвой полыни, опередившей 
     осень, 
серый язык воды подле кирпичных десен. 
Как я люблю эти звуки – звуки 
     бесцельной, но 
длящейся жизни, к которым уже давно 
ничего не прибавить, кроме шуршащих 
     галькой 
собственных грузных шагов. И в небо 
     запустишь гайкой. 
Только мышь понимает прелести пустыря – 
ржавого рельса, выдернутого штыря, 
проводов, не способных взять выше 
     сиплого до-диеза, 
поражения времени перед лицом железа. 
Ничего не исправить, не использовать 
     впредь. 
Можно только залить асфальтом или 
     стереть 
взрывом с лица земли, свыкшегося с 
     гримасой 
бетонного стадиона с орущей массой. 
И появится мышь. Медленно, не спеша, 
выйдет на середину поля, мелкая, как 
     душа 
по отношению к плоти, и, приподняв свою 
обезумевшую мордочку, скажет «не 
     узнаю». 
  
III. Сохо 
  
В венецианском стекле, окруженном 
     тяжелой рамой, 
отражается матовый профиль красавицы с 
     рваной раной 
говорящего рта. Партнер созерцает 
     стены, 
где узоры обоев спустя восемь лет 
     превратились в «Сцены 
скачек в Эпсоме». – Флаги. Наездник в 
     алом 
картузе рвется к финишу на 
     полуторагодовалом 
жеребце. Все слилось в сплошное пятно. 
     В ушах завывает ветер. 
На трибунах творится невообразимое... – 
     «не ответил 
на второе письмо, и тогда я решила...» 
     Голос 
представляет собой борьбу глагола с 
ненаставшим временем. Молодая, худая 
рука перебирает локоны, струящиеся, не 
     впадая 
никуда, точно воды многих 
рек. Оседлав деревянных четвероногих, 
вокруг стола с недопитым павшие смертью 
     храбрых 
на чужих простынях джигитуют при 
     канделябрах 
к подворотне в -ском переулке, 
     засыпанном снегом. – Флаги 
жухнут. Ветер стихает; и капли влаги 
различимы становятся у соперника на 
     подбородке, 
и трибуны теряются из виду... – В 
     подворотне 
светит желтая лампочка, чуть золотя 
     сугробы, 
словно рыхлую корочку венской сдобы. 
     Однако, кто бы 
ни пришел сюда первым, колокол в 
     переулке 
не звонит. И подковы сивки или каурки 
в настоящем прошедшем, даже достигнув 
     цели, 
не оставляют следов на снегу. Как 
     лошади карусели. 
  
IV. Ист Финчли 
  
Вечер. Громоздкое тело движется в 
     узкой, 
стриженной под полубокс аллее с рядами 
     фуксий 
и садовой герани, точно дредноут в 
     мелком 
деревенском канале. Перепачканный мелом 
правый рукав пиджака, так же как самый 
     голос, 
выдает род занятий – «Розу и гладиолус 
поливать можно реже, чем далии и 
     гиацинты, 
раз или два в неделю». И он мне 
     приводит цифры 
из «Советов любителю-садоводу» 
и строку из Вергилия. Земля поглощает 
     воду 
с неожиданной скоростью, и он прячет 
     глаза. В гостиной, 
скупо обставленной, нарочито пустынной, 
жена – он женат вторым браком, – как 
     подобает женам, 
раскладывает, напевая, любимый Джоном 
Голсуорси пасьянс «Паук». На стене 
     акварель: в воде 
отражается вид моста неизвестно где. 
  
Всякий живущий на острове догадывается, 
     что рано 
или поздно все это кончается; что вода 
     из-под крана, 
прекращая быть пресной, делается 
     соленой, 
и нога, хрустевшая гравием и соломой, 
ощущает внезапный холод в носке 
     ботинка. 
В музыке есть то место, когда пластинка 
  
начинает вращаться против движенья 
     стрелки. 
И на камине маячит чучело перепелки, 
понадеявшейся на бесконечность лета, 
ваза с веточкой бересклета 
и открытки с видом базара где-то в 
     Алжире – груды 
пестрой материи, бронзовые сосуды, 
сзади то ли верблюды, то ли просто 
     холмы; 
люди в тюрбанах. Не такие, как мы. 
  
Аллегория памяти, воплощенная в твердом 
карандаше, зависшем в воздухе над 
     кроссвордом. 
Дом на пустынной улице, стелящейся 
     покато, 
в чьих одинаковых стеклах солнце в часы 
     заката 
отражается, точно в окне экспресса, 
уходящего в вечность, где не нужны 
     колеса. 
Милая спальня (между подушек – кукла), 
где ей снятся ее «кошмары». Кухня; 
издающая запах чая гудящая хризантема 
газовой плитки. И очертания тела 
оседают на кресло, как гуща, 
     отделяющаяся от жижи. 
  
Посредине абсурда, ужаса, скуки жизни 
стоят за стеклом цветы, как вывернутые 
     наизнанку 
мелкие вещи – с розой, подобно знаку 
бесконечности из-за пучка восьмерок, 
с колесом георгина, буксующим меж 
     распорок, 
как расхристанный локомотив Боччони, 
с танцовщицами-фуксиями и с еще не 
распустившейся далией. Плавающий в 
     покое 
мир, где не спрашивают «что такое? 
что ты сказал? повтори» – потому что 
     эхо 
возвращает того воробья неизменно в ухо 
от китайской стены; потому что ты 
произнес только одно: «цветы». 
  
V. Три рыцаря 
  
В старой ротонде аббатства, в алтаре, 
     на полу 
спят вечным сном три рыцаря, 
     поблескивая в полу- 
мраке ротонды, как каменные осетры, 
чешуею кольчуги и жабрами лат. Все три 
горбоносы и узколицы, и с головы до пят 
рыцари: в панцире, шлеме, с длинным 
     мечом. И спят 
дольше, чем бодрствовали. Сумрак 
     ротонды. Руки 
скрещены на груди, точно две севрюги. 
  
За щелчком аппарата следует вспышка – 
     род 
выстрела (все, что нас отбрасывает 
     вперед, 
на стену будущего, есть как бы 
     выстрел). Три 
рыцаря, не шелохнувшись, повторяют 
     внутри 
камеры то, что уже случилось – либо при 
     Пуатье, 
либо в святой земле: путешественник в 
     канотье 
для почивших за-ради Отца и Сына 
и Святого Духа ужаснее сарацина. 
  
Аббатство привольно раскинулось на 
     берегу реки. 
Купы зеленых деревьев. Белые мотыльки 
порхают у баптистерия над клумбой и т. 
     д. 
Прохладный английский полдень. В 
     Англии, как нигде, 
природа скорее успокаивает, чем 
     увлекает глаз; 
и под стеной ротонды, как перед раз 
навсегда опустившимся занавесом в 
     театре, 
аплодисменты боярышника ты не разделишь 
     на три. 
  
VI. Йорк 
  
W. H. A. 
  
Бабочки северной Англии пляшут над 
     лебедою 
под кирпичной стеною мертвой фабрики. 
     За средою 
наступает четверг, и т. д. Небо пышет 
     жаром, 
и поля выгорают. Города отдают лежалым 
полосатым сукном, георгины страдают 
     жаждой. 
И твой голос – «Я знал трех великих 
     поэтов. Каждый 
был большой сукин сын» – раздается в 
     моих ушах 
с неожиданной четкостью. Я замедляю шаг 
  
и готов оглянуться. Скоро четыре года, 
как ты умер в австрийской гостинице. 
     Под стрелкой перехода 
ни души: черепичные кровли, асфальт, 
     известка, 
тополя. Честер тоже умер – тебе 
     известно 
это лучше, чем мне. Как костяшки на 
     пыльных счетах, 
воробьи восседают на проводах. Ничто 
     так 
не превращает знакомый подъезд в толчею 
     колонн, 
как любовь к человеку; особенно, если 
     он 
  
мертв. Отсутствие ветра заставляет 
     тугие листья 
напрягать свои мышцы и нехотя 
     шевелиться. 
Танец белых капустниц похож на корабль 
     в бурю. 
Человек приносит с собою тупик в любую 
точку света; и согнутое колено 
размножает тупым углом перспективу 
     плена, 
как журавлиный клин, когда он берет 
курс на юг. Как все движущееся вперед. 
  
Пустота, поглощая солнечный свет на 
     общих 
основаньях с боярышником, увеличивается 
     наощупь 
в направленьи вытянутой руки, и 
мир сливается в длинную улицу, на 
     которой живут другие. 
В этом смысле он – Англия. Англия в 
     этом смысле 
до сих пор Империя и в состояньи – если 
верить музыке, булькающей водой, – 
править морями. Впрочем – любой средой. 
  
Я в последнее время немного сбиваюсь, 
     скалюсь 
отраженью в стекле витрины; покамест 
     палец 
набирает свой номер, рука опускает 
     трубку. 
Стоит закрыть глаза, как вижу пустую 
     шлюпку, 
замерзшую на воде посредине бухты. 
Выходя наружу из телефонной будки, 
слышу голос скворца, в крике его – 
     испуг. 
Но раньше, чем он взлетает, звук 
  
растворяется в воздухе. Чьей 
     беспредметной сини 
и сродни эта жизнь, где вещи видней в 
     пустыне, 
ибо в ней тебя нет. И вакуум постепенно 
заполняет местный ландшафт. Как сухая 
     пена, 
овцы покоятся на темнозеленых волнах 
йоркширского вереска. Кордебалет 
     проворных 
бабочек, повинуясь невидимому смычку, 
мельтешит над заросшей канавой, не 
     давая зрачку 
  
ни на чем задержаться. И вертикальный 
     стебель 
иван-чая длинней уходящей на север 
древней Римской дороги, всеми забытой в 
     Риме. 
Вычитая из меньшего большее, из 
     человека – Время, 
получаешь в остатке слова, выделяющиеся 
     на белом 
фоне отчетливей, чем удается телом 
это сделать при жизни, даже сказав 
     «лови!». 
  
Что источник любви превращает в объект 
     любви. 
  
VII 
  
Английские каменные деревни. 
Бутылка собора в окне харчевни. 
Коровы, разбредшиеся по полям. 
Памятники королям. 
  
Человек в костюме, побитом молью, 
провожает поезд, идущий, как все тут, к 
     морю, 
улыбается дочке, уезжающей на Восток. 
Раздается свисток. 
  
И бескрайнее небо над черепицей 
тем синее, чем громче птицей 
оглашаемо. И чем громче поет она, 
тем все меньше видна. 
  
          1976 
  
* Датировано по переводу в PS ( в СИБ).

Глава четвертая, в которой Александра узнает название мира, Место в твоих воспоминаниях — фанфик по фэндому «Чародейки»

      — Заносите, живее! Что это здесь происходит?! — громкий возмущенный голос, от которого Александра буквально подскакивает, запутавшись в покрывале.       Потеряв опору, она неловко взмахивает руками и — неужели, опять? — ударяется затылком о железный бок сундука, этой ночью служивший ей подушкой.       — Твою мать, голова! Зараза, и шея-то как болит, — Александра с хрустом разминается, осматривая замершую в дверях группу людей: из-за плеча дородной женщины преклонных лет выглядывает уже виденная прошлым вечером испуганная служанка, рядом с ней еще одна, явно постарше, с большим подносом в руках; чуть поодаль, за открытой дверью, мелькают две коротко стриженные головы молодых парней, несущих деревянную бочку, а еще дальше замыкают процессию незнакомые девушке стражники — должно быть, караул сменился.       — Ты почему на полу спишь? — первой «оживает» старшая женщина.       За ней, словно по команде, отмирают остальные: служанка с подносом проскальзывает вглубь комнаты, водружая его на комод, пока вторая начинает разжигать потухший несколько часов назад камин (ночью Александре приходилось каждые пару часов подбрасывать в него новые поленья, чтобы поддерживать в помещении тепло).       В это время юноши заносят бочку и ставят у кровати, а затем почти бегом удаляются. Караульные занимают свои места снаружи. Дверь захлопывается.       Александра пораженно наблюдает за этим почти театральным, словно отрепетированным, действием.       — На кровати нет даже матраца, — пожимает плечами.       — О, Оракул, пошли мне терпенья! Это ж надо было — даже комнату не подготовить! — женщина ни к кому конкретно не обращается, но ее голос столь грозный и возмущенный, что кажется, словно она обвиняет в этом лично Александру.       — Так не успели еще, Деметра. Лорд Седрик приказал страже отвести ее сюда, а мы когда уже об этом узнали! — темноволосая служанка, принесшая завтрак, говорит бойко и весело, и кажется, что она совсем не боится громких выговоров старшей.       — Вот же собачьи дети, даже ставень нет! Бедная девочка! — голос Деметры, достигший пика возмущения, тут же опускается до почти материнской нежности. — Ну ничего, сейчас эти бездельники воды натаскают, вымоем тебя, согреем, — придирчиво оглядывает Александру с ног до головы, что той резко становится стыдно за свой помятый и грязный вид. — И одежду тебе нормальную достанем. Федра, поторопи их, а потом сходи к нашему портному, забери то платье, сшитое в прошлом месяце. Оно должно подойти.       — Платье, которое не понравилось леди Холкион, и она приказала выбросить его, а еще лучше сжечь? — глаза Федры по-лисьему поблескивают. Она слегка наклоняет голову, едва касаясь, проводит ладонью по темным волосам, вполне грациозно и даже величественно.       Александре приходит в голову, что эта служанка, должно быть, часто наблюдала за придворными дамами, пока не решила, что ничем не хуже их.       — И за лекарем сходите!       — Зачем это тебе лекарь? Он сильно ученый, неча по пустякам беспокоить. Мы сами все сделаем. Приведем тебя в порядок, не стыдно будет и перед принцем показаться.       — Перед принцем?       — А как же. Сказал, на аудиенцию тебя ждет. Элиа, догони Федру, скажи, пусть возьмет еще ленты, — девочка, замершая у камина, кивает. Александра на миг сомневается, умеет ли та вообще говорить.       — Неужели у вас тут всех пленников на аудиенцию приглашают? — спрашивает девушка ехидно.       — Ну какая же ты пленница! Будешь юную принцессу обучать, а это должность почетная. В шелках ходить будешь, весь Меридиан тебе будет кланяться.       «Вот, значит, как этот мир называется».       Александра подходит к подносу с едой, подхватывает виноградную гроздь. Не долго думая, кладет несколько ягод в рот и тут же морщится — они кислые и совсем не такие сочные, как на Земле.       — А пока тут не будет никого, девочки все уберут, вымоют. Я скажу — к твоему возвращению и ставни новые поставят, и кровать сделают.       — Я не понимаю, — девушка откладывает виноград, отдавая предпочтение политой медом булочке, — насколько я помню, никакого официального приказа не было. Принц сказал, что подумает, а потом велел запереть меня здесь.       — Раз принц Фобос пригласил тебя, причем в подобающем виде, — она снова кидает многозначительный взгляд на рваные джинсы, — значит все уже решил.       «Фобос? Серьезно? Либо у его родителей такое себе чувство юмора, либо у мужика нехреновые проблемы с самооценкой, раз решил взять такой псевдоним».       Возвращаются парни, принесшие бочку: теперь каждый держит по два полных ведра воды. Александре становится жалко их — она помнит узкую и крутую лестницу, ведущую на вершину башни. А ведь они наверняка несли ведра с кухни, находящейся на каком-нибудь из нижних этажей замка. И хотя юноши выглядят крепкими — под льняными рубашками бугрятся мышцы — девушка думает о том, насколько тяжелая жизнь у тех, кто здесь работает. Даже старая Деметра — сколько ей на самом деле лет? И сколько из них она отдала на работу в замке, ежедневную мойку полов и выполнение поручений вышестоящих?       Девушка дожевывает булочку — тягучий мед пачкает пальцы. Запивает молоком из деревянной кружки, думая о том, что сейчас отдала бы все на свете за чашку черного свежесваренного кофе.       Возвращается Федра, доверху нагруженная бумажными свертками.       — Что там? — Александра вытирает руки о край свитера.       — Ваш новый гардероб. Самая основная его часть, по крайней мере: рубашки, нижние юбки, чулки, — Федра выкладывает вещи прямо на остов кровати. — Платье, правда, всего одно. На первое время хватит, но лучше все же заглянуть к придворному портному — он шьет просто прекрасно, вот увидите.       — Ну наконец-то принесли, почему так долго? — торопит принесших еще воды мальчиков Деметра. — Давайте, идите отсюда. Федра, чего встала — помоги госпоже раздеться.       — Э, нет, я сама могу, — Александра скидывает кроссовки и стягивает свитер, ежась от холода. С джинсами выходит сложнее — на разбитых коленках образовалась корочка, так что ткань приходится отдирать, зажмурившись от боли.       — А это что у Вас за корсет такой интересный? — Федра наклоняется, подбирая грязные вещи.       Александра чувствует, что краснеет. Слишком большое внимание к ее полуголой персоне. Еще этот вопрос про лифчик.       — Эм, а вы можете отвернуться? — в ответ Деметра басовито смеется, взмахивая руками.       — Девочка, у меня шестеро дочерей. Чего я там не видела!       Александра старается сделать вид, что чувствует себя абсолютно комфортно под изучающим взглядом двух пар глаз. И ничего, что она сейчас в чем мать родила. Главное — это максимально грациозно и естественно залезть в бадью. И не упасть, зацепившись ногой о бортик!       Она счастливо выдыхает, когда опускается в бочку, почти до краев наполненную теплой водой. Тело медленно расслабляется, и девушка наконец чувствует, что все невзгоды позади.       Ее тело и волосы моют душистым мылом, втирают цветочные масла. Осматривают ссадины — Деметра заверяет, что они совсем несерьезные и звать лекаря нет смысла.       «А это даже приятно, когда тебе так прислуживают. Можно быстро привыкнуть».       Однако все хорошее очень быстро заканчивается.       — Давай поскорее, принц Фобос ждать не любит.       — Не пойду я к вашему принцу, — булькает Александра. — Буду, как Диоген, — в бочке жить.       — А ну вылазь! Федра, живее неси полотенце.       Каменный пол обжигающе холоден, и даже близость горящего камина не спасает. Все тело покрывается мурашками. Зубы стучат.       А потом начинается слишком уж длинный процесс сборов.       Сначала идет льняная рубашка, неприятно прилегающая к голому телу. Теплые чулки, которые оказываются слишком большими, и это единственная причина, почему Деметра разрешает обратно надеть привычные земные носки.       Следом шерстяная нижняя юбка. Федра достает из свертков корсет.       — Ну уж нет, мне мои ребра еще пригодятся! Разве я недостаточно худая?       — Появляться без корсета неприлично! — возмущается Деметра.       — Я его не сильно затяну, обещаю, — мягко произносит Федра.       После — простое платье цвета табачного дыма с расшитым воротом. Поверх него надевается еще одно в том же оттенке, завязывающееся спереди. Длинные рукава достают до подола. Деметра затягивает ленты на плечах и талии, подгоняя по размеру.       Федра помогает надеть кожаные сапоги, и Александра решает, что в дальнейшем сменит их на свои удобные старые кроссовки — под юбками все равно не видно.       — Скромно и красиво. А теперь волосы.       Девушку усаживают на сундук, за отсутствием стула в комнате. Федра тщательно вытирает ей волосы, долго расчесывает.       В комнату заходит Элиа, что-то шепчет на ухо Деметре. Женщина серьезно кивает и, извинившись, удаляется. Без нее комната ощущается одинокой. Тишина начинает давить. Вот только Александра никак не может придумать тему для разговора.       — И давно вы работаете в замке? — ни к кому конкретно не обращаясь, наконец спрашивает.       — Почти год, — тихо отвечает Элиа.       «Значит, все же не немая».       — Ее муж из стражи, поэтому сюда и взяли, — наклонившись к самому уху, шепчет Федра.       — Муж? — слишком уж громко переспрашивает Александра, так, что Элиа наверняка все слышит. — Прости за бестактный вопрос, но сколько тебе лет?       — Шестнадцать, госпожа.       — И ты уже замужем?       — С пятнадцати.       — На Меридиане мужчин сильно меньше, чем женщин, — заметив возмущение на лице собеседницы, принимается пояснять Федра. — Многие сгинули в темницах и шахтах, от войн и болезней. Найти мужа считается большой удачей. Молодых девушек сватают чаще — они могут и детей выносить, и с работой тяжелой справиться, — Александре слышится злая насмешка в словах служанки.       — И многие мужчины не согласны с правлением Фобоса?       Служанки обмениваются быстрыми взглядами.       — Среди горожан нет мятежников, если Вы об этом, — осторожно произносит Элиа.       «Врет. Но сделай вид, что веришь».       Федра собирает рыжие волосы девушки в высокую прическу, закрепляя шпильками. Одна больно царапает кожу головы, когда Александра кивает, соглашаясь. Надо перевести тему.       — Так значит вы знаете, что я с Земли?       Девушки облегченно смеются — они явно рады уйти от разговора о мятежниках.       — Ну, разумеется, нам сообщили.       — На Меридиане много гостей из других миров: торговцы, путешественники, некоторые советники принца.       — И гости с Земли тоже частое явление?       — Нет, с Земли нет. Наши миры разделяет Завеса, препятствующая свободному переходу.       — Что за «Завеса»? — Александра пытается прощупать почву, решая, какой вариант побега выбрать. Если они не хотят рассказывать о повстанцах, что ж, она попробует узнать, как найти портал самостоятельно.       — Это… как невидимая стена. Кондракар возвел ее после прихода принца Фобоса к власти, чтобы не допустить его вторжения на Землю — ближайшему к Меридиану миру. Но со временем в стене стали появляться трещины — порталы — и тогда Кондракар вспомнил о Стражницах — защитницах миров.       — Так значит Стражницы нужны, чтобы бороться со злом и закрывать порталы? — в своей голове раскладывает по полочкам информацию девушка. — Хорошо, а что насчет их открытия?       — Это происходит само по себе.       — Не всегда. Есть артефакты, например, печать Фобоса, — начинает было Федра, но тут же замолкает, осекшись. Александра мысленно делает еще одну пометку.       — Ваша прическа почти готова, — добавляет служанка. — Между прочим, сделала по последней придворной моде.       — Эх, жалко, что зеркала нет, — сокрушается Элиа.       — Ничего, главное, что принц увидит и оценит, — Федра помогает Александре встать и весело подмигивает. — Вы выглядите прекрасно.       Александра вдыхает. Давит на грудь корсет. Жмут сапоги. Прическа кажется тяжелой и ужасно неудобной по-сравнению с привычным ежедневным пучком.       «И принц еще этот».       — Да, я готова.

***

      — Принц Фобос готов Вас принять.       Александра смотрит на человека перед ней. Точнее, на странное существо, лишь отдаленно напоминающее виденных ранее обитателей замка. У существа сероватая кожа, заостренные уши и маленький темный нос. Оно похоже на разумных антропоморфных зверьков из детских мультиков, и это до чертиков пугает.       — С Вами все в порядке, госпожа?       — Если честно, я не уверена, — протягивает дрожащим голосом.       — Прошу прощения, если мой вид напугал Вас. Видимо, Вас не предупредили, что в замке служат не только люди. Мое имя Терентиус. Констебль* этого замка, — он коротко кланяется.       — Очень приятно, Александра. Надеюсь, что я не оскорбила Вас, но вы действительно первый представитель… — Кого? Другого вида? Не посчитает ли собеседник это за проявление ксенофобии? — Кхм, да.       Она старается не встречаться с ним взглядом.       — Ничего страшного. Пройдемте.       Они проходят через массивные двери тронной залы, и девушке почти удается прогнать из головы навязчивый вопрос, есть ли у констебля хвост. Она также думает, что неплохо бы вообще узнать, что эта должность значит: ну не сильна она во всех тонкостях истории средних веков, что поделать. Возможно, не помешало бы научиться разбираться в местном этикете — если уж ее оставили при дворе, это правда необходимо. Вот только оставили ли?       «Ну сейчас у принца и спросишь. А вот, кстати, и он. На том же месте, в тот же час.»       — Благодарю, Терентиус, можешь быть свободным.       — Да, мой принц.       Александра вспоминает, что надо бы опуститься на одно колено. Приподнимает подол, мешкается, при этом одной рукой стараясь удержать неустойчивую конструкцию на голове, что ужасно неудобно сделать, когда рукава длиной до пола.       — Забавное представление, — отмечает Фобос.       — О, это Вы еще не видели, как я умею жонглировать, — бурчит себе под нос девушка. Он ведь не услышит, да?       — Может, тогда мне стоило взять тебя придворным шутом, а не наставником для принцессы? — зараза, услышал. — Встань.       Он спускается с трона. Александра видит приближающуюся черную мантию и серебристые пряди длинных волос. Очень хочется посмотреть, как принц все же выглядит, но она упрямо держит голову опущенной. Не стоит нарушать запрет, если твое положение столь шаткое.       — Я приказал тебе подняться.       — Боюсь, что с этой прической это будет почти невозможно сделать. По моим ощущениям она весит тонну, и боюсь, одно неловкое движение — и она утащит меня за собой, понимаете?       Девушка слышит, как принц недовольно выдыхает, и неосознанно сжимается.       Перед глазами возникает бледная ладонь. Длинные пальцы. Ухоженные ногти.       «Он что?»       — Не испытывай мое терпение! — прикрикивает раздраженно. Александра почти вскакивает, хватаясь за предложенную руку помощи.       И тут же наступает на один из этих совершенно, по ее мнению, дурацких рукавов, теряя равновесие.       — Твою мать! — вскрикивает, готовясь встретиться лицом с полом — в который раз за последние два дня.       Фобос успевает ухватить ее за предплечье, возвращая в привычное вертикальное положение. Девушка чуть поворачивает голову, встречаясь взглядом с принцем.       Прищур зеленых глаз. Нахмуренные светлые брови, едва заметные на бледной коже. Длинные платиновые волосы. Небольшая бородка. Также Александра замечает явно нарисованные красные полумесяцы над бровями и темную подводку на глазах, вот только косметика совсем не смотрится на Фобосе феминно, даже наоборот.       «Красивый».       — Кажется, мне нельзя было на Вас смотреть, — произносит едва слышно.       — Да, кажется, подобное правило действительно было.       Девушка делает шаг назад. Опускает глаза.       Фобос отходит к одному из витражных окон. Складывает руки за спиной. Долго молчит, и Александра не решается нарушить эту тишину. Сердце колотится где-то в горле.       — Ты знаешь, зачем я позвал тебя?       — Очень надеюсь не потому, что Вы передумали слушать Седрика и решили все же казнить меня.       — Похвально, что даже будучи огорошенной новостью о скорой кончине, ты смогла разобрать наш разговор. Обычно, в такой ситуации, люди не слышат ничего дальше своих мыслей, — он наблюдает за девушкой вполоборота, словно сытый хищник.       — И что же Вы решили?       — Когда прибудет моя сестра, действительно будет лучше, окажись в замке еще одно знакомое лицо, помимо моего сенешаля**.       — Так это правда, что принцесса — ученица школы Шеффилда?       — Все верно. Ее имя — Элион Браун.       Прозвучавшее имя фейерверком разрывается в голове Александры. Как в быстрой перемотке, она вспоминает все то немногое, что знает о девочке. Ей тринадцать. Довольно общительная. Совершенно не разбирается в физике. Зато участвует во всех внеклассных мероприятиях.       Иногда Александра встречает ее в магазине Седрика, кажется, девочка подрабатывает там по выходным.       «Так вот зачем нужен магазин — прикрытие для поисков принцессы. И какое удачное место для слежки — всего в квартале от школы».       — Разве Элион может быть принцессой? То есть, я, конечно, вижу определенные сходства между вами, вот только у девочки есть родители — я часто встречала их вместе.       — Это не ее родители, а изменники, похитившие мою сестру двенадцать лет назад, — с холодной ненавистью произносит принц.       — Но ведь это значит, что они тоже — не люди? — перед глазами девушки встает сморщенное лицо Терентиуса.       — Разумеется, нет.       Она качает головой, отворачиваясь. Внезапное понимание того, что такой родной и знакомый мир, да что там — город, оказывается, населен существами из другого мира, ненадолго лишает внутреннего равновесия.       — И много пришельцев скрывается на Земле?       — Не очень. Кондракар не одобряет переселение в ваш мир, поскольку могут возникнуть некоторые… проблемы. Землянам пока рано знать о том, что они не одни во вселенной. Не говоря уже о существовании практической магии.       — Почему же Кондракар не обеспокоен моими проблемами? Ведь я застряла здесь, выдернутая из собственной реальности, — произносит Александра с горькой усмешкой.       — У тебя будет шанс вернуться домой.       — Неужели? С чего же мне верить Вам, мой принц? — выплевывает она, смотря ему прямо в глаза.       — С того, что я дам слово. А мое слово на Меридиане имеет определенный вес.       — И что же мне придется для этого делать? — за сарказмом скрывается искреннее желание поверить Фобосу. Возможно ли, что он не врет?       — Лишь то, о чем ты и так знаешь: обучать принцессу. Проводить с ней время. Стать ее доверенным лицом.       — И, дайте угадаю, Вашим шпионом? Неужели Седрик не справляется? Позвольте задать вопрос, мой принц, — девушка подходит почти вплотную, запрокидывая голову. — Зачем Вам это? Неужели Ваши помыслы найти сестру далеко не так благородны, как мне показалось?       Быстрым движением руки он хватает ее за подбородок, не давая отвернуться.       — Говори, да не заговаривайся, женщина.       — Больно!       — А будет еще больнее, если не сделаешь то, что я скажу, — он наклоняется к самому уху. — Повторю еще раз: ты станешь наставником и лучшей подругой для Элион. И после каждого занятия будешь приходить в мой кабинет и пересказывать каждое ее слово. Справишься — и после коронации вернешься домой. Попробуешь предать меня — умрешь. Ты все поняла?       — Да, поняла я, поняла!       — Славно, — Фобос отпускает ее, возвращаясь к окну. Вновь складывает за спиной руки. — Библиотека в полном твоем распоряжении. Также ты сможешь смело отдавать приказы слугам и по необходимости тратить деньги короны, разумеется, на действительно нужные вещи. Единственное условие — тебе запрещено выходить за ворота замка, — он оглядывается на потирающую подбородок Александру. — Можешь быть свободна. Аудиенция окончена.       Девушка разворачивается на каблуках, быстрым шагом направляясь к двери. Ни секунды больше она не хочет находиться рядом с этим противным, жестоким, заносчивым, гадким собственником, жалким доморощенным тираном!       Она жалеет, что не может изо всех сил хлопнуть этой огромной резной дверью, чтобы выплеснуть пар.       В коридоре ее ждут двое караульных.       — Отведите меня в библиотеку!       И если хотя бы одно существо в этом замке посмеет заговорить с ней в таком состоянии — о, они узнают, что не только Фобос может быть жестоким.

***

      В глаза словно песка насыпали. Сколько времени она провела наедине с книгами? Судя по почти потухшему в лужице воска фитилю свечи — довольно долго.       Гулким эхом отдается скрип отодвигаемого кресла. Александра проходится вдоль бесконечного ряда шкафов, разминая ноги.       Как и во всем замке, в библиотеке довольно темно, единственные источники света — огромный камин да пара свечей на столе. По этой причине Александра даже не пытается проверить, насколько большая королевская библиотека.       «Кто знает, что скрывается во мраке».       По спине пробегает неприятный холодок. Как назло, сейчас девушка одна — стража ожидает в коридоре. И если вдруг что-то случится…       Она встряхивает головой, пытаясь прогнать из головы назойливые образы, один страшнее другого.       «Интересно, хоть одна живая душа прочла все эти книги? Возможно, что там вдалеке хранятся самые ценные фолианты, наверняка связанные с темной магией.»       Александра представляет, как принц Фобос вышагивает по коридору из стеллажей, и полы его черной мантии развеваются, словно от ветра. Он не несет в руке свечу или фонарь — одним движением руки принц разгоняет тьму, а возможно, что Фобосу не нужен свет вовсе, поскольку сам он страшнее всех притаившихся ночных кошмаров. Вот он поддевает длинным пальцем иссохший корешок древнего тома, раскрывая его на середине и жадно впитывая то, что хранится внутри. Ему нужно знать как можно больше, чтобы удержать власть в своих руках.       Картинка исчезает, стоит девушке моргнуть. Что это было — разыгравшееся воображение или же видение? Там, где есть магия, возможно все.       Александра оборачивается к островку тепла и света. На столе вздымается груда книг, лежит раскрытая «Летопись Меридиана». Почему девушка решила, что принцу нужна магия, чтобы удержаться на троне, если он принадлежит тому по праву? Она не дочитала даже до времени правления его родителей, но кажется, что уже упустила какую-то очень важную деталь.       В воздух поднимается облачко пыли, когда девушка захлопывает книгу. Александра обязательно разберется, что же так гложет ее, но в своей комнате это будет сделать намного удобнее.        — Мне понадобится помощь, — она нагружает караульных увесистыми стопками.       В коридорах гуляет сквозняк, забирается по голым ногам под юбки, хватает за грудь и плечи.       «Тебе точно нужны чулки подлиннее. И шерстяной плащ. Как они выживают в этом холодильнике, ошибочно принятом кем-то за замок?»       Почти бегом девушка достигает спасительного тепла спальни и блаженно улыбается.       За время отсутствия Александры комната преобразилась. Свое место заняли новые резные ставни, добротный письменный стол у окна и несколько стульев к нему. Пропал многолетний слой пыли и грязи. Но самое главное — девушка почти застонала, предвкушая приятный отдых — вместо уродливого одинокого остова появилась кровать под увесистым бархатным пологом. Тут же захотелось запрыгнуть на нее, зарыться в набитые пухом подушки и заснуть. Но для начала нужно, как минимум, снять этот ужасный корсет.       — Элиа! — Александра замечает девушку, зажигающую в комнате свечи. — Пожалуйста, помоги с корсетом, я больше не могу это терпеть.       Когда служанка снимает с нее ненавистный предмет одежды, Александра проводит пальцами по красным полосам на молочной коже и решает, что это совершенно точно был первый и последний раз, когда она согласилась надеть его.       Оставшись в одной лишь рубашке, заменяющей местным и белье, и ночную сорочку, Александра ощущает себя почти что самым счастливым человеком на Меридиане. Теперь можно и поесть. Она отрезает ломтик сыра, когда случайно замечает голодный взгляд Элиа.       — Угощайся, — приглашающий жест рукой.       — Благодарю, я позже поем. Правда, — добавляет в оправдание, под недоверчивым взглядом Александры.       — Ешь. Я не хочу, — лжет та в ответ, хотя у самой с самого утра во рту не было и маковой росинки. Но кто знает, насколько часто кормят слуг в этом замке.       Пока Элиа торопливо обкусывает хлеб, девушка раскладывает на столе принесенные книги, крутит в руках перья для письма. Придется потренироваться, чтобы привыкнуть писать ими так же легко, как и ручкой.       Александра решает перенести на бумагу собственные мысли — их кляксами не испортишь. Может быть они даже сложатся в цельную историю об одной нерадивой учительнице, которая — кто ж знает — однажды займет свое место в громадной королевской библиотеке.       Девушка даже закусывает губу от усердия. Пока выходит вполне аккуратно — можно даже начать составлять планы занятий и не бояться, что в конечном итоге они не будут понятны ей самой.       — Очень красиво, — раздается над ухом. От неожиданности рука дергается, и на бумаге разливается уродливая клякса. — Ой. Простите, я…       — Ничего страшного, это была лишь тренировка, — Александра откладывает испорченный листок и пододвигает к себе новый. Впрочем, нельзя сказать, что ей действительно наплевать.       — Я правда не хотела Вас напугать, просто получалось так аккуратно.       «Вот именно».       Девушка выдыхает, прикрыв глаза.       — Ничего страшного, правда. Главное, чтобы чернила не испачкали книги. Передай мне «Летописи Меридиана», пожалуйста, — Александра решает посвятить первый урок созданию мира. Она выводит тему наверху листа. Усмехается. Почти как в старые добрые.       — Элиа, она ведь лежит прямо у тебя перед носом, — служанка стоит замерев, как статуя, взгляд мечется с одной книги на другую. — Элиа!       Она поднимает растерянный взгляд на Александру. В нем столько отчаяния и смущения, что сразу становится все понятно.       — Ты не умеешь читать, да? — Кивает.       — Понятно. Я могла бы научить тебя.       Девушка думает, что Элиа согласится. И испытывает искреннее удивление, когда слышит отказ.       — Но почему?       — Мне это не надо.       Она хочет было возразить, мол «как так», но прикусывает язык. А ведь правда, зачем этой девочке уметь читать?       Маловероятно, что вернувшись после двенадцати часов тяжелой работы в замке, Элиа решает отдохнуть с хорошей книгой. Едва ли она должна внимательно читать договор перед тем, как взять кредит в банке, как минимум потому, что в этом мире они навряд ли существуют. Ей даже не нужно понимать смысл пришедшего утром письма, поскольку те, кто мог бы его отправить, скорее всего столь же неграмотны, а все важные новости передаются устно в виде городских сплетен.       — Только не считайте, что я совсем неумеха. Мой муж говорит, что в счете и торгах мне нет равных, — произносит с тенью гордости. — Если я буду уметь еще и читать, то он посчитает меня слишком умной.       — Разве это плохо?       — Да, — кивает, — жене не следует быть умнее мужа.       Александра хмурится. Конечно, на Меридиане то еще средневековье, но не могут же они правда так думать?       — Я не очень понимаю, почему ты так считаешь.       — Не только я. Послушайте, в замке все по-другому, это правда, здесь корона передается от матери к дочери, и женщина вроде Вас никого не удивит. Но в городах не так. Умная — значит гордая. Какой мужчина захочет взять такую в жены!       — Но ведь ты уже замужем.       — Да, но если моему мужу что-то не понравится, он уйдет, и я останусь одна. Поэтому я делаю все, чтобы в моих объятиях он чувствовал себя лучше, чем в чьих-либо еще.       Хочется возразить, закричать, что это все нелепость и Элиа не должна рассуждать так в шестнадцать лет, но Александра изо всех сил сдерживается, ногтями впиваясь в кожу ладоней. На Меридиане живут так не первый год, и не ей менять сложившиеся устои. Это не ее дело.       — Хорошо, я понимаю. Но если передумаешь — обращайся, — старается выдавить максимально участливую улыбку. Не потому ли так хочется помочь, что эта девочка напоминает Александре ученицу школы Шеффилд?       На Земле она носила бы кроссовки последней модели и модную стрижку, отпрашивалась у родителей на ночь к подруге, а самой большой проблемой в жизни стал бы выбор партнера на выпускной. Она бы точно не тратила свою жизнь на неблагодарную работу в промерзшем до основания замке. Не вышла бы замуж в пятнадцать за первого посватавшегося мужчину, боясь остаться старой девой.       «Скорее всего, она скоро забеременеет, если уже не ждет ребенка, скрытого под юбками. Будет рожать одного за одним, пока не умрет в очередных родах. Увы, но сколько магии в средневековье не добавляй, это все равно будет средневековье, со всеми его ужасами».       Когда Элиа уходит, Александра еще долго сидит, уставившись в одну точку. Взбаламученные эмоции понемногу утихают, и что-то, все это время скребущее в закромах сознания, наконец выбирается наружу.       «Она сказала, что власть на Меридиане передается от матери к дочери. Ну конечно!»       Девушка хватает «Летопись», судорожно перелистывая страницу за страницей.       Эеридис Эсканор — первая правительница Меридиана.       Следом на престол взошла ее дочь — Улисса Эсканор.       Ровена Эсканор.       Регула Эсканор.       Прудентия Эсканор.       Перед глазами проносятся страницы жизнеописаний сотен женщин, представительниц одной династии. Мужчины также встречаются, но их истории редко заслуживают внимания. Немногим из них удавалось стать великими воинами, чтобы получить место в семейной истории. Чаще под портретами помещались лишь годы жизни.       «Фобос не имеет права на престол, поскольку власть передается по женской линии!»       Александра вскакивает со стула. Несколько раз пересекает комнату туда-сюда.       «Если Фобос узурпатор, зачем ему Элион? Неужели устал править? А если он занял престол законно, потому что других наследников после похищения принцессы не осталось?»       Она возвращается к столу, раскрывает фолиант на последних главах. Наклоняется, разглядывая небольшой портрет королевы Вейры. Девушка не видела ее в жизни, но художник, кажется, неплохо постарался — по крайней мере прищур зеленых глаз и гордо вздернутый подбородок передался Фобосу именно от матери.       «А вот цвет волос от отца. Причем у обоих детей».       Она проводит, едва касаясь, пальцами по витиеватым буквам, скачущим по странице. Ни слова про смерть королевы Вейры и короля Зандена. Последние строки главы сообщают об успешном подавлении восстания шахтеров на севере и спонсировании кругосветного путешествия.       Переворачивает страницу. Про принцессу Элион написано лишь пару строк, сообщающих о ее рождении и выражающих надежду на ее светлое и долгое будущее правление.       О Фобосе, кажется, информации еще меньше.       С портрета на Александру смотрит хмурый подросток, еще безбородый, светлые волосы которого едва касаются острых плеч. Девушка не может сдержать улыбки.        «Похоже, что последний раз информация в этой книге обновлялась еще до похищения принцессы. Ерунда — никаких ответов, только больше вопросов. Живы ли Вейра и Занден? Законно ли правление Фобоса? И самое главное — зачем принцу Элион? Неужели он хочет убить ее, тем самым объявив себя единственным возможным правителем?»       Пробегается глазами по внушительной стопке книг на столе.       Что ж, если есть шанс хотя бы в одной из них найти ответы, значит пора приступать к поискам.

Bratushki | fontanka.ru — новости Санкт-Петербурга

Пряник достал из чемодана все новое. С брюк, трусов, носков, рубашки с короткими рукавами он перекусил заморские бирки, помылся под душем с головой, что никогда поутру раньше не делал. Обдул волосы феном, оставшимся от сбежавшей на днях девки. Последнее было совсем уж невероятно, так как настоящие пацаны ни феном не сушатся, ни под зонтиками не ходят, ни в машине не пристегиваются. Выпив по спортивной привычке пару сырых яиц, Пряник вынул свое тело на светлую волю. В отличие от большинства его друзей по движению, он со спортзалом не завязывал. Мышцы его до сих пор были туги, будто не их обтягивала шелковая материя, а они ее.

Квартиру эту он снимал уже с месяц, что было для его способа жить рискованно. Подойдя к джипу, заметил, что грязный. Тут же вспомнил, где мойка. Администратором там, кстати, бегает классная штучка.

А вот пара передних колес оказались напрочь спущены.

— Вадик, привет. Мне бы тачку на день, а то колеса прокололи черти какие-то полосатые, — попросил Пряник по телефону.

— Быстро домой, я сейчас подлечу, — тут же выпалил друг.

Все верно, Вадик исходил из сложившейся практики братского уничтожения. Рвали колеса, после чего спокойно стреляли владельца машины. Ведь удобно: человек на корточках, согнутый пыхтит, а ты подходишь и спокойно так ему в затылок — шлеп. Даже второго шлепа не требуется.

— Да это сосед, наверное. Я просто на газоне припарковал опять, — улыбнулся Пряник.

— Залезь за стены, я говорю! — приказал по-дружески Вадик и хлопнул трубкой.

А Пряник был уверен в безмятежности ситуации. И пошел он по улице прогуливаться. Пройдя метров сто, заметил, как ветка с дерева перегораживает ему дорогу на уровне лица. Не стал нагибаться, и листья прошлись по его лбу. Они напомнили ему руки мамы, а до Пряника не дошло, что сама эта мысль для него совсем чужда. Дойдя до перекрестка, вспомнил: за последние годы он сейчас первый раз прошел с километр.

— Ты все-таки просишь, чтоб тебя сделали! — выкрикнул из приоткрытого окна «БМВ» Вадик, визговато шинами подлетев к тротуару.

Пряник плюхнулся на переднее сиденье, а два молчаливых выскочили из «БМВ».

— Жалом поводите вокруг, — прикрикнул им Вадик.

Пряник обратил внимание, что там, на улице, было солнце. Оно не могло пропасть так быстро, а в салоне им не пахло.

— Ты нормальный, нет? — повернувшись вплотную к нему, зло спросил Вадик.

— Да ладно, — отстраненно отмахнулся Пряник.

Ну, вылетело вдруг из головы и все из вчерашней стрелки. Стол длинный коричневый без скатерти в кабаке — помнил. Даже солонку с какой-то красной росписью. Лицо того, кто с час в него целился, тоже помнил. Наколки на запястьях его. Во! На правом было написано: «Идущий в ад попутчиков не ищет».

Еще как в тумане всплыли слова их идеолога: «Пацаны, а если в тюряге встретимся, что делать будете?».

— Ствол при тебе? — Вадик прервал поток сознания Пряника.

— За холодильником, — признался он.

— Что происходит?! — реально разозлился Вадик, потянувшись к бардачку.

Вадик пошуршал внутри пятерней, достал ТТ и приложил его к груди Пряника. Пряник прижал железо двумя ладошками. Так делают в кино деревенские девчата, когда им любимый дарит цветастый платочек.

— Пряник, — попросил Вадик более тонко. — Ты вчера им очень даже уверенно плеснул, когда они паруса надувать стали.

— Да ладно, что такого-то.

— «Вы хотите нас убить, а мы не хотим этого. Поэтому, чтобы вы нас не убили, мы постараемся первыми вас убить» — по мне, так доходчиво получилось, — процитировал Вадик.

— Это я так? – неподдельно удивился Пряник.

— Нет, это мы «Спокойной ночи, малыши» гуртом слушали!

Вскоре шины запломбировали, а подозрительного ничего вокруг не сыскали. Мужчины обнялись и разъехались. Двоих парней Пряник с собой не прихватил, придумав Вадику ну что-то уж совсем убедительное.

Когда он сел за руль, рукоятка от ТТ, засунутого за ремень, впилась ему в спину. Пряник крякнул, вытащил и положил оружие в карман водительской двери. Ехал он медленно, наблюдая за мизансценами за лобовым стеклом. Притормозив на перекрестке, провел глазами по старушке, проходящей вдоль его мощного бампера.

«Я никогда в жизни не переводил старушку через дорогу», — медленно подумал он.

За глубокой пенсионеркой появились два мальчугана в форме какого-то явно суворовского училища.

«Я никогда в жизни не думал, что можно учиться в суворовском», — еще раз произнес про себя Пряник и засмеялся. Он представил, как за руку переводит их через дорогу.

Сзади сильно гуднули. В зеркало он увидел примерно такой же черный джип. Пряник тоже нажал пару раз на сигнал, мол, заглохните. Вынул ключ и вышел из машины. Из той тоже высыпала братва, но, распознав своего, немного остепенилась. А Пряник пошел прочь. Будто не видя их.

— Братуха, мы че-то не вкурили! — крикнул один из них ему в спину.

А Пряник поднял обе руки и громко так:

— Виноват, больше не повторится!

У орлов пожались плечи, отлегло, и они уехали. В садике возле пруда Пряник сел на скамейку возле мамы. Мама поправляла одежду малышу.

«Я никогда не думал, что надо так заправлять свитер детям», — туманно наблюдал он.

И у него устало в душе.

Вчера вечером, уже после дискуссии с враждебными, весь такой на энергичных движениях, он влетел домой, забрал из ванной форму для тренировки. Выскочив на лестницу, увидел бабульку. Она мучилась с дверным замком. Пряник уже стоял спиной к ней, но, когда лифт раскрылся, развернулся, подошел и сказал:

— Дай!

Она хитро на него посмотрела снизу вверх.

— Ой, извините, дайте я вам помогу, — поправился Пряник.

Замок и ему не подчинился. Пряник зашел вновь домой, легко перемахнул на соседний балкон и влез в открытую форточку. Воспитанный улицей, в детстве он воровал через окна. И теперь со сладостью отметил, что змеиный навык не пропал.

Пока шел до двери, увидел книги, книги и уловил запах. Такой теплый, успокаивающий, какой, наверное, бывает только в квартирах академиков. Когда он отворил дверь изнутри, ему захотелось здесь немного побыть. А старушка и пригласи чайку попить.

Таких скатертей он отроду не видел. Толстенная, с бахромой. Еще чуднее было то, что хозяйка накрыла белой скатертью стол, чтобы только чашки и блюдце поставить. Покопошилась, незаметные фразы, а Пряник уже отпивает чай с травами. Пар от него — закачаешься.

4/23 Блистающие облака | Ридли

«СТОЙ, Я ПОТЕРЯЛ СВОЮ ТРУБКУ!»

Берг условился с Симбирцевым встретится во Дворце труда, в столовой. В сводчатой комнате было темно. За окнами с угрюмого неба падал редкий снег. Сухие цветы на столиках наивно выглядывали из розовой бумаги. Берг сел боком к столу и начал писать. Он написал несколько сточек, погрыз карандаш и задумался. В голове гудела пустота, работать не хотелось. Всё, что было написано, казалось напыщенным и жалким, как цветы в розовой бумаге: «Бывают дни, как с перепою, — насквозь мутные, вонючие, мучительные. Внезапно вылезает бахрома на рукавах, отстаёт подмётка, течёт из носу, замечаешь на лице серую щетину, пальцы пахнут табачищем. В такие дни страшнее всего встретится с любимой женщиной, со школьным товарищем и с большим зеркалом. Неужели этот в зеркале, в мокром, обвисшем и пахнущем псиной пальто, — это я, Берг, — это у меня нос покраснел от холода и руки вылезают из кургузых рукавов?» Берг разорвал исписанный листок. «Ненавижу зиму, — подумал он. — Пропащее время!» Настроение было окончательно испорчено. Берг вышел в тёмный, как труба, коридор и пошёл бродить по всем этажам. На чугунных лестницах сквозило. За стеклянными дверьми пылились тысячи дел и сидели стриженные машинистки, главбухи и секретари. Пахло пылью, нездоровым дыханьем, ализариновыми чернилами. Берг поглядел с пятого этажа в окно. Серый снег шёл теперь густо, как в театре, застилая Замоскворечье. На реке бабы полоскали в проруби бельё, галопом мчались порожние ломовики, накручивая над головой вожжи. Прошёл запотевший, забрызганный грязью трамвай А. Из трамвая вышел инженер с женщиной в короткой шубке; она быстро перебежала улицу. Берг, прыгая через три ступеньки, помчался в столовую. Симбирцев был уже там. С ним сидела высокая девушка в светящихся изумительных чулках. — Вот Наташа, — сказал Симбирцев Бергу. — Тащите стул, будем пить кофе. Берг пошёл за стулом. Ему казалось, что Наташа смотрит на его рваные калоши,- он покраснел, толкнул соседний столик, расплескал чашку кофе. Человек во френче посмотрел на него белыми злыми глазами. Берг пробормотал что-то невнятное, на что френч брезгливо ответил: — Надо же ходить аккуратней. «Удрать бы, — подумал Берг, но удирать было поздно. Кофе он пить не мог, — несколько раз подносил кружку ко рту, но рука дико вздрагивала, и пить, не рискуя облить себя, было невозможно. Единственное, что можно было сделать, не выдавая себя, — это закурить. Берг воровато закурил. — Вы что же не пьёте? — спросила Наташа. — Я горячий не пью. Бергу показалось, что все заметили, как у него дрожат руки, и смотрят на него с презрительным недоумением. — Наташа, — сказал Симбирцев, — расскажет многое, что вам необходимо знать, прежде чем начать поиски. Было бы хорошо собраться всем вместе. — Да, конечно, — пробормотал Берг. Наташа вынула из сумочки коробку папирос. Берг, стараясь изобразить рассеяность, хотел потушить папиросу в пепельнице, но опоздал. — Будьте добры, — сказала она. Берг похолодел: так и есть! Она просит прикурить. Он изогнул руку, упёрся локтём в столик и в сторону, в бок протянул папиросу. Папироса дёргалась. Наташа крепко взяла его за руку и спокойно прикурила. — Вы больны, — сказала она. — У вас психастения. Вам надо серьёзно лечиться. Инженер прищурился на дым, щёлки его глаз смеялись. — Она медичка. — Он показал папиросой на Наташу. — Вылечит, будьте спокойны. Ну, так где же мы встретимся? — Можно у нас, — робко предложил Берг. — В воскресенье . Там хорошо, снегу уже навалило. — А лыжи у вас есть? — спросила Наташа. — Есть. У Нелидова… то есть у Батурина, есть две пары. — Ну вот, прекрасно. — Симбирцев встал. — В воскресенье одиннадцатичасовым я приеду с Наташей, поговорим, потом пошляемся по лесу. Замётано. А сейчас я пошёл. Берг тоже встал, начал застёгивать пальто. » Удеру, — подумал он. — Как глупо всё вышло!» — Вы куда? Он сделал отчаянную попытку догадаться, куда пойдёт Наташа, чтобы назвать как раз противоположный район. — Мне на Пресню, к приятелю. — Значит, нам вместе. Мне к Арбатским воротам. Идёмте! Берг пошёл как на казнь. » О чём бы заговорить?» — думал он и мычал. — Да… что я хотел сказать… да… вот это самое… — Вы уедете, и вас всё пройдёт. — Наташа тронула его за локоть. — Вам надо переменить обстановку. Берг рассердился. — Ничего у меня нет. То есть я совершенно здоров. Попросту холод собачий, я никак мне могу согреться. В поезде зябнешь, в Москве — зябнешь — кому нужен этот холод, не понимаю. Самое нелепое время — зима! — А я люблю зиму. Вы южанин, вам конечно трудно. — Я еврей! Наташа засмеялась. На глазах её даже появились слезинки. Смеялась она легко, будто что-то бегучее и звонкое лилось из горла. Она взяла Берга за рукав. — Ну так что ж, что еврей? Вы сказали это так, будто выругали меня. Ужасно смешно и… мило. Ну, а теперь расскажите мне про вашего страшного капитана. Капитана я боюсь, — она искоса взглянула на Берга. — Говорят, он ненавидит женщин и одной рукой двигает комод. Он не будет рычать на меня? — Пусть попробует, — пробормотал Берг хвастливо, тотчас же подумал: «Как пошло, боже, как пошло! — и ущипнул себя через карман пальто за ногу. Идиот!» Наташа шла быстро. Берг глядел украдкой в её зеленоватые глаза, и зависть и инженеру засосала под ложечкой. Зависть к инженеру и ко всем хорошо выбритым, уверенным мужчинам, которые так весело и непринуждённо обращаются с насмешливыми женщинами. «Шаркуны!» — подумал он о них словами капитана. На Арбатской площади они расстались. Берг вздохнул, размял плечи и закурил «Червонец». Он чувствовал себя как грузчик, сбросивший пятипудовый мешок, сдвинул кепку, и насвистывая пошёл по Пречистенскому бульвару к храму Христа. Снег казался ему душистым и даже тёплым. В домах шла уютная зимняя жизнь: кипятили кофе, смеялись дети, жаром тянуло от батарей отопления, и сухой янтарь солнца брызгал в глаза женщин. Ущиплённое место на ноге сильно болело. До воскресенья Берг прожил в снежном дыму, в глубокой созерцательности. Он починил старый пиджак, достал утюг и разгладил брюки, выстирал рубашку. Капитан помогал ему советами. На дачу Берг возвращался раньше всех, ещё засветло. До приезда капитана он лежал у него на продавленном диване. Миссури спала рядом, от шкурки её тянуло теплом. За окнами морской водой зеленели глухие закаты. С верхушек сосен сыпался снег. Воздух похрустывал, как лёд, и дым уходил столбами к небу. «Антициклон, — думал Берг. — Тишина!» Потом в синем окне очень далеко и низко, над самой рамой, зажигали звезду, и Берг засыпал. Отъезд задерживался из-за денег. По словам капитана, «гадили главбухи» народ неромантичный и сомневающийся. Раздражённые приказы ускорить выдачу денег главбухи принимали как каприз ребёнка и, поправляя очки, шли к начальству объясняться и разводить руками. Но чающим денег они внушали,что пока не сведён баланс, денег дать нельзя и настаивать на выдаче просто глупо. Капитан и Симбирцев злились, Берг и Батурин ждали терпеливо — они предпочитали выехать позже, к весне. Берга будил капитан. — Опять не дали, сволочи, денег! — гремел он, стаскивая пальто. — Всем главбухам камень на шею и в реку. Сидят на падушечках от геморроя и кудахчут, как квочки. Геморрой был высшей степенью падения в глазах капитана. О людях, не заслуживающих внимания, он говорил: «У него же гемморой, разве вы не видете!» Воскресенье прошло в тишине и оранжевом солнце. Берг умывался и пел, вода пахла сосной и снегом.

ОТВЕТЫ К УПРАЖНЕНИЯМ 3 страница

Дом ОТВЕТЫ К УПРАЖНЕНИЯМ 3 страница

просмотров — 1647

Упражнение 70 (обобщающее).

Клеящий, борющийся, хлопочущий, строящийся, стелющий, колющий, ненавидящий, прячущийся, терпящий, трепещущий, дремлющий, дышащий, мелющий зерно, пилящий доски, плещущийся в бассейне, готовящийся, любящий, слышащий, слышавший, лающий, надеющийся, надеявшийся, видевший, видимый, клеивший, подстрелœенный, цитируемый, слышимый, значивший, значимый, оклеенный, затеянный, утешенный, купленный, увенчанный, рокочущий, бреющий, ценящийся, мыслящий, скачущий, напутствуемый, ненавидимый, бросаемый, исследуемый, клеимый, разрешаемый, мучимый, выполняемый, оттаявший, обезлюдевший, учуявший, выстроенный, бреющий, пишущий, строящий, лечащий, спеющий виноград, хлещущий, грохочущий, режущий, ропщущий, мечущийся, ищущий, тающий, видящий.

Упражнение 71.

Слушать с бьющимся сердцем. за смеющимся мальчиком, о поднимающемся солнце, улыбающимся детям, спускающейся к реке тропинкой, перед встречающимися трудностями, под вьющимся плющом, о разбушевавшемся море, восхищаться разбушевавшимся морем, с прерывающимся дыханием, о прервавшемся репортаже, на виднеющемся склоне горы, любоваться виднеющимся неподалеку лесом, работать с быстро застывающим раствором, в застывшем воздухе, на качающемся и дрожащем пароме, говорить дрожащим голосом, среди оледеневшего металла, в оледеневшем озере, на обезлюдевшем дворе, читать каждую появляющуюся статью по интересующему вопросу, в появившемся автомобиле, появившимся внезапно трамваем, любоваться заходящим солнцем, исчез в сгустившемся тумане, закрыто сгустившимся туманом, на синœеющем вдали горизонте, синœеющим вдали горизонтом.

Упражнение 72.

Воедино, наглухо, добела, дочиста͵ нужнолго, изжелта͵ запросто, искоса, справа, издавна, сызнова, задолго, насухо, сначала, наново, спьяну, снова, докрасна, влево, изредка, досыта͵ заведомо, смолоду, сослепу, затемно, достойно, исправно, изустно.

Упражнение 73 (контрольное).

1. Переплетчик, возчик, переписчик, каменщик, перебежчик, банщик, рассказчик, водопроводчик, тюремщик, подписчик, упаковщик, проходчик, извозчик, кусочек, барабанчик, звоночек, горошек, братик, лужица, синичка, времечко, Сонечка, луковичка, студенчество, достоинство, одиночество, меньшинство, множество, старшинство, неравенство, юношество, нищенство, старчество, ширина, толкотня, прямизна, беднота͵ свежесть, правота͵ пачкотня, кривизна, болтовня, пашенка, песенка, телятина, завалинка, неженка, проталинка, перышко, бородушка, зернышко, солнышко, горлышко, беседушка, ядрышко, морозец, метелица, сюжетец, книжица, сослуживец, сослуживица, платьице, пальтецо, строеньице, здоровьице, ружьецо, письмецо, крючок, землячок, ножичек, поясочек, каблучок, ящичек.

4. Матросский, французский, молодецкий, советский, черкесский, киргизский, комендантский, таджикский, горняцкий, институтский, расчетливый, услужливый, краевой, полевой, задумчивый, вещевой, плюшевый, никелœевый, угодливый, засушливый, увертливый, отраслевой, изменчивый, устойчивый, яблоневый, юродивый, незлобивый, уклончивый, взрывчатый, узорчатый, рассыпчатый, веснушчатый, словоохотливый, причудливый, разговорчивый, сметливый, сторожевой, заботливый, сиреневый, гродненский, коломенский, сочинский, зареченский, екатерининский, елизаветинский.

5. Изредка, влево, досыта͵ направо, сначала, слева, заново, дословно, изустно, исправно, издавна, докрасна, справа, заведомо, смолоду, доходчиво, добела, сослепу, изжелта͵ сроду, запросто, снова, затемно, дочерна, достойно, вправо, налево.

4. Обидел, клеил, надеялся, одеревенел, зависел, чуял, слышал, ненавидел, лаял, строил, остолбенел, выздоровел, маялся, выдался, затеял, окостенел, каялся, обледенел, удостоил, советовал, горевал, танцевал, доказывал, рассчитывал, оценивал, ночевал, навьючивал, воспитывал, проповедовал, исповедовал, разведывал, облицевал, создавать, развивать, созревать, надевать, задавать, заледенеть, остолбенеть, гора обезлесела, гору обезлесили, крестьян обезземелили, крестьяне обезземелœели, посœелок обезлюдел, почва обезводела, он обезумел, это его обессилило.

5. Рекомендующий, белœеющий, видимый, восстанавливаемый, гоняемый, строимый, приобретаемый, ненавидимый, изменяемый, волнуемый, слышимый, уважаемый, бреемый, поддерживаемый, мучимый, рифмуемый, изображаемый, ужалившая пчела, вылинявший заяц, ненавидевший, пишущий, дышащий, читаемый, видящий, готовящийся, пышущий, пилящий, плещущийся, клеящий, борющийся, сражающийся, хлопочущий, расстилающийся, стелющий, обезлюдевший, приемлемый, оконченный, расстрелянный.

Упражнение 74.

Старинная гравюра, бедственное положение, традиционные встречи, кожаная обувь, кожевенные товары, гуманное отношение, подлинный гуманизм, лебединая стая, румяные щеки, серебряное кольцо, торжественное заседание, сенсационные новости, гусиное перо, багряные флаги, юный спортсмен, оловянный взгляд, муравьиная суета͵ соломенная шляпка, естественные науки, ветряная мельница, болезненное самолюбие, ветреное поведение, масляные краски, голубиная кротость, стеклянные бусы, временное состояние, мужественный вид, постоянный адрес, рьяный защитник, деревянный дом, свиная тушёнка, пряный запах, искренняя похвала, орлиный взгляд, батальонный командир, безветренный день, художественная роспись, авиационный налет, ураганный ветер, болезненный вид, агитационный пункт, пчелиный рой, именной портсигар.

Упражнение 75.

Башенный кран, истинное происшествие, каменная ограда, песчаная почва, муравьиная кислота͵ агитационная работа͵ неестественное положение, именной список, кожаный плащ, серебряный портсигар, болезненное явление, пламенное чувство, стеклянная посуда, племенной завод, румяное яблоко, лебединая песня, родственные отношения, станционный смотритель, глиняная чашка, ветреный день, безветренная погода, ветряная мельница, платяной шкаф, клюквенный морс, лиственная аллея, петушиный крик, дискуссионный вопрос, конопляное семя, старинный циферблат, вагонная дверь, мышиная возня, туманная даль, машинный зал, осœенний пейзаж, юный друг, безымянный герой, туманные рассуждения, масляные краски, тополиный пух.

Упражнение 76.

Неестественный, глиняный, пламенный, племенной, платяной, клюквенный, осœенний, конопляный, лиственный, вагонный, ледяной, перронный, воробьиный, блинный, мышиный, туманный, картинный, дискуссионный, лошадиный, кухонный, ураганный, буланый, соляной, беспричинный, кульминационный, карманный, вороний, дровяной, безымянный, подлинный, целинный, ястребиный, язвенный, общественный, жестяной, лимонный, письменный, берестяной, здоровенный, тыквенный, вощаной, ценный, журавлиный, фельетонный, миллионный, соколиный, огненный, диковинный, экзаменационный, семенной, широченный, обветренный, обеденный, нефтяной, гортанный, пряный, деревянный, холстинный, отечественный, песчаный, временный, стеклянный, свиной, каменный, башенный.

Упражнение 77.

Оловянный, гусиный, соломенный, башенный, гортанный, двугривенный, именной, ветреный, безветренный, воробьиный, платяной, блинный, лошадиный, жизненный, искусственный, ледяной, ураганный, беспричинный, кухонный, кульминационный, полотняный, шерстяной, перронный, конопляный, деревянный, кожаный, истинный, юный, экзаменационный, лиственный, целинный, ястребиный, язвенный, соляной, каменный, буланый, карманный, пламенный, голубиный, авиационный, диковинный, картинный, огненный, общественный, свиной, гостиный, утренний, пряный, румяный, пустынный, багряный, туманный, обеденный, коренной, старинный, традиционный, стеклянный, песчаный, серебряный, сенсационный, обеденный, орлиный, юный, отечественный, ранний, искренний, телœефонный, вороний, патронный, временный.

Упражнение 78.

Вязаный свитер, связанный свитер, вязанный вручную свитер, разгруженные вагоны, груженые вагоны, груженные углем вагоны, подсоленное масло, соленое масло, несоленое масло, ломаные вещи, сломанный стул, рассеянный человек, просœеянная пшеница, сеяное зерно, уверенный вид, избранные произведения, масленый блин, нетканая скатерть, вытканный узор, вымощенная дорога, мощенная булыжником мостовая, невымощенная дорога, немощеная мостовая, рифмованная проза, циклеванный пол, писаная красавица, писанная маслом картина, неписаные законы, подписанный указ, непрошеные гости, опрошенные свидетели, балованное дитя, квалифицированный специалист, еще не кошенный луг, некошеный луг, скошенное поле, закованный в цепи, прикованный раб, кованый конь, жеваный хлеб, печенная в золе картошка.

Упражнение 79.

Поношенный костюм, ношеные вещи, отвлеченное рассуждение, стреляный воробей, подстрелœенная утка, пуганая ворона, испуганный ребенок, тисненый переплет, тисненный золотом узор, крашеные перила, некрашеные полы, выкрашенная скамейка, печеная картошка, асфальтированное шоссе, званные на обед гости, запеченное яблоко, драный бок, нестриженые волосы, неслыханное происшествие, стриженый юноша, нежданное-негаданное явление, подстриженные волосы, невиданный посœетитель, жеманная девушка, медленный шаг, чванный гость, чеканные строки, смышленый мальчик, желанные слова, священный обычай, богатое приданое, посажёный отец, посаженные деревья, названый брат, незваные гости, названное произведение, званый ужин, отчаянный призыв, окаянные дни, нечаянный проступок, вороненая сталь.

Упражнение 80.

Печеная картошка, печенная на углях картошка, исписанный листок, жаренный в печи гусь, каленые орехи, раскаленная печь, каленные на сковороде орехи, рваный рукав, вырванный листок, ломаный грош, поломанный стул, невиданное бедствие, бешеная собака, взбешенный собеседник, дубленый полушубок, погашенный свет, гашеная и негашеная известь, путаный ответ, запутанное дело, стриженая голова, остриженный мальчик, коротко стриженные волосы, раненный под Оршей боец, раненый солдат, израненный воин, тяжело раненный солдат, смышленая девочка, иллюстрированный журнал, топленое молоко, медленный темп, растопленная печь, бешеный карьер, невиданная радость, золоченое блюдце, позолоченные ложки, не кошенный крестьянами луг, ободранный полушубок, травленый волк, затравленный взгляд, малеванный холст.

Упражнение 81.

Крашенные хной волосы, некрашеный стол, златотканая скатерть, свежемороженая рыба, свежезамороженный омуль, мелкодробленые орехи, посаженные деревья, посажёная мать, нежданный приезд, цитированное произведение, белœеный холст, выбелœенные хаты, газированная вода, варенные в меду орехи, верченый жгут, корчеванный лес, балованные дети, граненый стакан, кованый сундук, чеканный профиль, жареные с солью семечки, доверенное лицо, груженный доверху воз, званый пир, квашеная капуста͵ свежескошенный луг, кипяченое молоко, расплавленная сталь, окаянный враг, отчаянный храбрец, холеные руки, выточенная деталь, рафинированное масло, студеная вода, напудренный парик, священное место, приданое невесты, плетеная корзина, оплетенный плющом забор, плетенный из лыка лапоть.

Упражнение 82.

Брошенные деньги, данный случай, отчаянный шаг, смышленый юноша, названый брат, незваный гость, богатое приданое, некошеный луг, нестриженые волосы, неслыханное происшествие, нежданный-негаданный пришелœец, невиданное чудо, священная месть, медленный шаг, чванный посœетитель, чеканные строки, желанный гость, жеманная девушка, нетканая скатерть, неразгруженный воз, дистиллированная вода, кованый сундук, квалифицированный специалист, балованное дитя, непрошеные гости, опрошенные свидетели, писанная в течение года работа͵ неписаные законы, поношенный костюм, ношеные вещи, отвлеченное рассуждение, стреляный воробей, подстрелœенная утка, пуганая ворона, кожаный тисненый переплет, тисненный золотом билет, крашеные перила, некрашеная мебель, невиданное бедствие, дубленый полушубок, малоезженая дорога, нехоженая тропа,

Упражнение 83.

Вареный картофель, варенный на меду, сваренный обед, несваренные овощи, невареные пельмени, хоженая тропа, нехоженые дороги, хоженный ногами, исхоженный маршрут, кованый обруч, кованный кузнецом меч, скованные движения, стриженый затылок, нестриженый мальчишка, подстриженные волосы, стриженный коротко, тканый ковер, вытканный платок, воспитанный юноша, балованный сынок, положенный срок, неположенное место, копченая колбаса, закопченное лицо, полукопченый окорок, прокопченная вобла, кипяченое молоко, вязаная кофта͵ бешеная собака, жареный цыпленок, желанный берег, нечаянное происшествие, холеные руки, медленные движения, ношеный костюм, священный огонь, крученая веревка, невиданное приключение, мудреный вопрос, тушеное мясо, точеная ножка, чеканный шаг, ломаная линия, званый вечер, незваный гость, названый брат.

Упражнение 84.

Краденый конь, украденный кошелœек, мощенный кирпичом, вымощенный двор, топленое молоко, вкусное мороженое, рваный рукав, изорванная одежда, золоченый купол, позолоченные ложки, раненный пулей, нечесаный лён, аккуратно стриженный, рваная одежда, студеная вода, плавленый сыр, обоснованные рассуждения, ячменное зерно, печеный картофель, организованное собрание, названая сестра, вяленая рыба, вяленная на солнце рыба, провяленный окунь, выезженный конь, написанный трактат, крашеные волосы, писанный пером, вышеназванный, смышленый ребенок, взволнованный юноша, незваный гость, неслыханный конфуз, соленое масло, медленная поступь, взбешенный отец, бешеный взгляд, крученая веревка, высушенные семена, моченный в воде, коротко стриженный, рубленый дом, клейменый раб, убранный хлеб, клейменный желœезом.

Упражнение 85.

Скошенный, некошеный, кошенный рано утром, бетонированный, медленный, жженый, выжженный, вяленый, вяленный на солнце, священный, электрифицированный, смышленый, выбелœенный, белœеный, иллюстрированный, асфальтированный, клеенный детьми, испуганный, пуганый, чеканный, кроеный, приданое, лишенный, груженый, загруженный, желанный, брошенный, основанный, выбранный, варенный в котелке, кипяченый, кипяченный на костре, вскипяченный, неслыханный-невиданный, нежданный-негаданный, газированный, организованный, балованный, корчеванный, кованый, отвлеченный, доверенный, отчаянный, окаянный, нечаянный, чванный, бешеный, ряженый, жареный, жаренный в масле, груженый, груженный доверху, нагруженный, копченый, граненый, писаный, неписаный, написанный, путаный, запутанный, ломаный, крученый, позолоченный.

Упражнение 86.

Дружинник, путаница, запутанность, гостиница, пленник, ветреник, посланник, вареник, лиственница, родственник, торфяник, современник, костяника, доверенность, священник, смышленость, осинник, поленница, бесприданница, мудреность, дровяник, бессонница, конопляник, таможенник, малинник, багряница, ольшаник, воспитанник, ветреность, бузинник, мошенник, копчености, жеманница, пряности, конница, овсяница, гривенник, нечаянность, собственник, юность, общественность, туманность, согласованность, масленок, производственник, обоснованность, нежданность, труженик, избранник, звонница, бессребреник, восьмигранник, изменник, копчености, масленица, подлинник, нефтяник, песенник, пленник, мороженое, ставленник, злоумышленник.

Упражнение 87. Вставьте, где крайне важно, пропущенные буквы.

Бесприданница, бессребреник, воспитанник, восьмигранник, гостиница, избранник, изменник, копчености, масленица, подлинник, нефтяник, песенник, пленник, священник, современник, дружинник, мороженое, ставленник, злоумышленник, костяника, юность, конница, ветреник, нечаянность, торфяник, звонница, таможенник, мудреность, путаница, запутанность, ветреник, посланник, вареник, лиственница, родственник, доверенность, священник, смышленость, осинник, поленница, мудреность, бессонница, конопляник, таможенник, малинник, багряница, изгнанник, масленица, ремесленник, бузинник, ольшаник.

Упражнение 88.

Задача решена. Линия изломанна. Слова ее были проникновенны и взволнованны. Озеро взволновано сильным ветром. Дети распущены на каникулы. Она развязна и распущенна. Школьники аккуратны и воспитанны. Студенты довольно рассеянны. Ответы их сбивчивы и путаны. Войска неприятеля были рассеяны по полю. Его решение обосновано доказательствами. Участники экспедиции взволнованно рассказывали о ее результатах. Населœение Петрограда было встревожено и напугано известиями об арестах. При звуке выстрела всœе испуганно вздрогнули. Посœещение музея организовано деканатом. Все группы организованно прибыли на место сбора. Заключение комиссии толково и обоснованно. Обоснованно опровергнуть их было невозможно. Объявления расклеены. Собрание взволновано сообщением. Выступление откровенно и взволнованно.

Упражнение 89.

На улице ветрено. Путано отвечать. Ответы путаны и неясны. Доказательства истинны. Документы подлинны. Дорога пустынна. Его интересы ограничены его работой. Их взгляды очень ограниченны. Решение разумно и обоснованно. Временно отсутствовать. Искренне сожалеть. Дочери воспитаны в уважении к труду. Погода безветренна. Бойцы молчаливы и сосредоточенны. Войска сосредоточены у границы. Аудитория была взволнована выступлением оратора. Дети капризны и избалованны. Волосы расчесаны набок. Слова звучали торжественно. Двигаться медленно. Держаться мужественно. Обращаться гуманно. Подлинно научный анализ. Площадка недавно заасфальтирована. Удары молота были медленны и вялы. Бешено мчаться. Эти дома не так давно построены. Глаза у нее были заплаканны и красны. Все продумано и предусмотрено заранее.

Упражнение 90.

Избушка брошена. Варя была чем-то рассержена. Конференция проходила организованно, выступление каждого оратора было всœесторонне обдумано. Картошка недоварена, яичница пережарена. Семечки рассыпаны по полу. Девушки непосредственны и искренни. Ты поступила ветрено и необдуманно. Поездка в горы сейчас рискованна. Сыновья его неорганизованны и невоспитанны. Вечера хорошо организованы. Обои плохо наклеены. Сдержанно возражать. Вести себя легкомысленно. Трава не скошена. Лена испуганно вскрикнула. Девочка испугана громом. Волосы ее спутанны. Ноги лошади спутаны вожжами. Договоры не заключены. Заключенные вами договоры недействительны. Стихи не выучены. Исправления еще не внесены. Кушанья были вкусны и изысканны. Изысканы новые средства. Она выглядела изысканно.

Упражнение 91.

Площадь пустынна. Подпись подлинна. Аргументы истинны. Рассуждения путаны. Девушка умна и воспитанна. Решение обоснованно и разумно. Ночь безветренна. Его поведение ветрено и легкомысленно. Их убеждения косны и ограниченны. Его интересы ограничены узким кругом повсœедневных забот. Войска были сосредоточены у переправы. Бойцы были молчаливы и сосредоточенны. Аудитория была взволнована выступлением оратора. Девочка была весела и взволнованна. Дети приучены к труду. Οʜᴎ неаккуратны и разболтанны. Его решение обосновано доказательствами. Погода ветрена. Силы не восстановлены. Люди тайги сдержанны. Незаслуженно упрекал. Эти награды им не заслужены. Любовь к книге воспитана в нем с детства. Манеры сдержанны и изысканны. Бешено мчаться. На улице ветрено.

Упражнение 92.

Путано ответил. Временно отсутствовать. Эти дома недавно построены. Искренне сожалеть. Обдуманно отвечать. Взволнованно говорить. Озеро не измерено, его берега не исследованы. Двигаться медленно и степенно. Держаться мужественно. Вы избалованы вашими родителями. Малыши капризны и избалованны. Обращаться гуманно. Рьяно приняться за работу. Смущенно отвернуться. Волосы зачесаны набок. Сдержанно возражать. Явиться нежданно-негаданно. Юноши молчаливы и сдержанны. Все хорошо продумано и предусмотрено. Вести себя легкомысленно и ветрено. Шептать рассеянно. Подлинно научный анализ. Жизненно важное решение. Обои плохо наклеены. Οʜᴎ увенчаны славой. Их позы скованны и неловки. Площадка заасфальтирована. Слова звучали торжественно. Движения медленны и вялы. Она говорила взволнованно и громко.

Упражнение 93 (контрольное).

Звериные шкуры, каленые орехи, длинные рукава, доморощенный философ, обиженный взгляд, рожденный свободным, стены выкрашены масляной краской, покрашенные стены, крашенная вчера перегородка, оккупированный район, кожаный плащ, исписанные листы, писаный красавец, отломанный кусок деревянной перегородки, огненный столб, гортанный звук, плетеная корзина, труженики моря, французский посланник, призванный в армию, незваный гость, прибыл нежданно-негаданно, богатое приданое, бесприданница, медленные движения, травяной отвар, отечественный производитель, клейменый раб, раннее утро, бетонированная площадка, ругал меня незаслуженно, эти упреки им не заслужены, жесты сдержанны и изысканны, выступление откровенно и взволнованно, подлинник документа͵ известный ветреник, объявления расклеены, смышленый мальчик, дешевая гостиница, бешеный зверь, вкусный вареник, балованный ребенок.

Упражнение 94 (контрольное).

1. На крашеной вывеске красовалась затейливо сделанная маляром надпись. 2. На крашеном полу было ссыпано конопляное семя. 3. Рядом с дверью стояла кадушка с мочеными яблоками. 4. Окна плотно занавешены. 5. Лошади были стреножены. 6. Вечер был безветренный и жаркий. 7. Он сидел в гостиной в плетеном кресло. 8. На ней была вязаная кофта и зелœеная юбка. 9. Он откинулся на кожаное сиденье. 10. Машина мчалась с бешеной скоростью. 11. В многочисленных сараях, разбросанных по берегу, хранились незаряженные мины. 12. В колеях неезженой дороги росло много грибов. 13. Маховик бешено вертелся. 14. Для расследования причин пожара образована комиссия. 15. Ольга умна и образованна. 16. Дело было продумано со всœех сторон. 17. Студент отвечал спокойно и обдуманно. 18. Усадьба с двух сторон ограничена рекой. 19. Воспитанники с благодарностью вспоминают своих учителœей. 20. Οʜᴎ воспитаны в строгих правилах. 21. Свеча погашена. 22. Степь пустынна и тиха.

Упражнение 95 (контрольное).

Изредка я покупаю жареные каштаны. Торгуют ими дремлющие в тени деревьев старухи, закутанные в абхазские узорчатые шали. Οʜᴎ сидят справа на тротуаре, на низеньких скамейках, и заботливо помешивают в жаровнях каштаны. Каштаны трещат, лопаются, распространяя щекочущий ноздри запах чуть пригорелой коры. Света в Одессе немного: осœенними туманными вечерами одно только багряное пламя костров освещает мощенные камнем тротуары. Старые женщины, стараясь сберечь тепло, кутаются в шали, а город кутается в лимонно-желтые туманы. Признаться, именно в ту осœень я увидел по-настоящему эти стелющиеся туманы и полюбил их, особенно когда они подсвечены изжелта-красным цветом сгоревшей листвы. Найти в Одессе приемлемое жилье очень нелœегко, но нам повезло. На Ланжероне, на пустынной Черноморской улице, тянувшейся по обрыву над морем, находился частный санаторий доктора Ландесмана для нервнобольных. Неустойчивая и пестрая жизнь тех лет вызвала бурный рост нервных болезней, но ни у кого не было денег, чтобы лечиться, особенно в таком дорогом санатории, как Ландесмана. Доктор был весьма величественный человек. Манеры его были сдержанны и изысканны. Он милостиво отвел нам две небольшие палаты, условившись, что мы будем охранять санаторий. Он пожаловался, что одесситы рубят на дрова небольшой сад при санатории и растаскивают по частям самый дом.

Упражнение 96.

Диван-кровать, землетрясение, динамо-машина, овощехранилище, плащ-палатка, сороконожка, генерал-майор, газификация, киловатт-час, растениеводство, стоп-кран, мать-и-мачеха, жизнеописание, вице-адмирал, грязелœечение, Франкфурт-на-Майне, тонно-километр, соломорезка, агрикультура, грамм-молекула, Алма-Ата͵ коневодство, фотолаборатория, Па-де-Кале, чаепитие, газопровод, сумасшедший, штаб-квартира, электрооборудование, умалишенный, вольт-ампер, путешествие, зюйд-вест, лейб-медик, экс-чемпион, контрреволюция, контр-адмирал, пресс-центр, рок-музыка, экстра-класс, аэронавигация, грамм-атом, мирочувство, три-четыре, авиапассажир, иван-да-марья, кинофотоателье, штабс-капитан, шкаф-купе, метеоаэробюллетень, Ростов-на-Дону, дальнозоркость, один-два.

Упражнение 97.

Сложносочинœенный, машиностроительный, широкоплечий, голубоглазый, естественно-исторический, желœезнодорожный, журнально-газетный, научно-популярный, немецко-французский, торгово-промышленный, бледно-розовый, молочно-белый, блёкло-красный, светло-голубой, землисто-серый, северо-западный, орехово-зуевский, дальнозоркий, пангерманский, псевдоклассический, длинноносый, белоствольный, сельскохозяйственный, серо-зелœеный, двухтысячный, жёлто-коричневый, юго-восточный, пятимиллиардный, фиолетово-синий, желœезобетонный, круглосуточный, древнерусский, морозостойкий, западноевропейский, глубокоуважаемый, прямо пропорциональный, исторически конкретный, великодержавный, добродушно насмешливый, военнообязанный, детски трогательный, малопригодный.

Упражнение 98.

Абсолютно точный, жизненно важный, истинно революционный, подлинно научный, рабски услужливый, дьявольски коварный, прямо противоположный, резко отрицательный, смертельно опасный, строго последовательный, рельсопрокатный, вышеуказанный, великорусский, физико-технический, историко-литературный, беспроцентно-выигрышный, выпукло-вогнутый, всœемирно-исторический, народно-поэтический, народнохозяйственный, вагоноремонтный, вагонно-паровозный, восточноевропейский, рабоче-крестьянский, низкорослый, ярко-красный, лесозащитный, круглогодичный, малокультурный, мало знающий, вечнозелœеный, вечно занятый, общественно-политический, военно-революционный, учебно-производственный, старославянский, исконно русский, остродефицитный, высокопрофессиональный.

Упражнение 99.

Путешественник, языкознание, восьмигранник, чаепитие, коневодство, семилетка, коновязь, кровообращение, кровеносный, одиннадцатиметровый, пятидесятилетие, зверобой, баснословный, каменотес, солнцепек, нефтепровод, машиностроение, электродвигатель, электрификация, газопровод, газификация, птицелов, мышеловка, агрикультура, большеглазый, лучеиспускатель, центрифуга, песнопение, песнетворчество, сорокаведерный, звукоизоляция, огнемет, бледнолицый, змеевидный, волнорез, восточнославянский, пятидневный, семицветик, тысячелœетие, сороконожка, летописание, времяпрепровождение, сумасшедший, дальнобойный, миллионоголосый, однодневный, пятидневка, времяисчисление, землеройка, вышеназванный, мировоззрение, десятилетний, широкоплечий, пятипроцентный, древнеболгарский.

Упражнение 100.

Полнеба, пол-Луны, полгорода, пол-яблока, полвосьмого, пол-Москвы, пол-лейки, полуостров, полчашки, пол-острова, пол-листа͵ пол-Европы, полгода, полугодие, полстраны, полкорабля, полуоборот, пол-оборота͵ полкруга, полчайника, пол-апельсина, полмандарина, пол-лимона, пол-Азии, полсвета͵ полусвет, полмагазина, полкниги, пол-России, пол-лодки, полтома, пол-игры, пол-литра, полуавтомат, полдеревни, пол-Новгорода, пол-одиннадцатого, пол-ложки, полтарелки, полдома, полдесятого, пол-леса, полулегкий, пол-обложки, пол-Франции, полкомнаты, полпервого, полулёжа, пол-отверстия, полгосударства, пол-Ленинграда, полпомидора, пол-арбуза, пол-лепешки, пол-огурца, полустанок.

Упражнение 101.

Ввиду этого, вследствие того, в течение дня, впоследствии открылось, в продолжение сезона, в заключение отметил, в связи с вышесказанным, из-за гор, из-под дерева, нечто вроде облака, скала наподобие конуса, вслед теплоходу, вследствие аварии, вблизи станции, ввиду морозов, иметь в виду, насчет расписания, в течение месяца, вследствие дождя, в продолжение экспедиции, на протяжении года, в отличие от остальных, в связи с заморозками, по причинœе аварии, в отношении родителœей, в виде шара, в силу обстоятельств, узнать впоследствии, по мере изучения, в целях науки, в области сельского хозяйства, в связи с этим делом, в меру сил, за счет других, невзирая на приказ, в заключении балета͵ в заключение следует сказать, попасть в заключение, несмотря на предосторожность, накануне праздника.

Упражнение 102.

1. Ветер дул навстречу. 2. Мы собрались на встречу с писателœем. 3. Навстречу друг другу шли два товарных состава. 4. Несмотря на позднюю осœень, погода стояла сухая и теплая. 5. В течении реки произошли изменения. 6. В продолжении романа я не обнаружил уже прежних достоинств. 7. Вследствие дождя уборка хлеба затянулась. 8. Впоследствии погода улучшилась. 9. В отношении сестры он вел себя непорядочно. 10. Он привык жить за счет других. 11. В продолжение дороги мы молчали. 12. Мы говорили насчет этого дела. 13. Вдруг в течение мелодии ворвался посторонний звук. 14. На протяжении долгих лет он был моим другом. 15. Он был счастлив вследствие ее приезда. 16. В течение всœего месяца они продолжали ссориться. 17. В следствии по делу обнаружены грубые ошибки.

Упражнение 103.

В течение года, вследствие этого, несмотря на дождь, на протяжении суток, узнал впоследствии, невзирая на это, по прошествии месяца, в продолжение дороги, наподобие шара, в связи с этим, в отличие от других, сказать в заключение, вслед ему, в отношении этого, по мере возможности, вместо друга, по истечении срока, навстречу родителям, по причинœе аварии, в меру сил, наперекор судьбе, впоследствии понял, за счет знаний, насчет этого, иметь в виду, ввиду обстоятельств, в виде прямоугольника, посœерединœе реки, в серединœе реки, накануне праздника, в течение недели, в связи с этими событиями, впоследствии выяснилось, несмотря на всё это, в связи с изложенным, в заключение призвал, в продолжение семестра, вследствие дождя.

Упражнение 104.

Вследствие этого, в течение месяца, ввиду морозов, иметь в виду, в виде пирамиды, наподобие шара, в продолжение сезона, в отличие от других, на протяжении осœени, в сравнении с ним, по истечении времени, сказать в заключение, за счет других, насчет этого, несмотря на это, по прошествии срока, посœерединœе озера, в серединœе озера, в отношении родителœей, невзирая на это, в виде облака, наподобие этого, в продолжение сезона, на протяжении осœени, в сравнении с ним, несмотря на град, невзирая на непогоду, накануне выборов, из-за туч, из-под дома, в связи с этим, ввиду этих обстоятельств, вроде облака, вслед уходящим, наперекор всœему, по мере прочтения, навстречу друзьям, на встречу с друзьями, в силу этого, вследствие этого поступка, в течение сезона, узнать впоследствии.

Читать книгу «Полюби меня, солдатик…» онлайн полностью📖 — Василя Быкова — MyBook.

Война стремительно катилась к финалу, наши уже взяли Берлин, а мы остановились перед немецкой обороной, за небольшим австрийским городком, и третий день не могли сдвинуться с места. Немцы изредка постреливали из орудий и минометов, и тогда среди аккуратных старинных домиков взметались пыльные клубы разрывов, вдребезги разлеталась красная черепица крыш. Если бы не черепично-кирпичные обломки, густо усеявшие асфальт, было бы истинным удовольствием катить на велосипеде вниз – от поворота к длинному полуразрушенному дому, за которым возле речушки стояли наши орудия. Вообще было рискованно. Хотя пули с недалекой передовой сюда не залетали, но залетали мины. Как всегда на фронте, спасу от немецких мин не было нигде – ни в поле, ни в лесу, ни в городе. Разве что в земле. Но в земле мы уже насиделись за зиму, а тут в Австрийские Альпы пришла весна, на пустыре зеленела усыпанная лютиками трава, в палисадниках зацветала сирень, днем пригревало солнце. На душе посветлело, даже становилось радостно от предчувствия молодой, бездумной удачи. Особенно когда тебе уже перевалило за двадцать и впервые за войну появилась надежда выжить. А сегодня вдобавок попался под руки велосипед, на котором не катался с детства.

Из-за оснеженных хребтов вынырнуло утреннее солнце, слепящими лучами неожиданно ударило в глаза, дорога метнулась в сторону, колесо – в другую, и я с разгона загремел на мостовую. Превозмогая боль в колене, поднял голову и увидел рядом людей. Плотно пригнанные к уцелевшей стене дома, стояли две командирские машины – американский «Виллис» и трофейный «Хорх», возле которых, удивленно уставившись на меня, замерла группа офицеров. Конечно, это было начальство. «И когда их принесло сюда?» – недоуменно подумал я. Тихо ругнувшись, стал не спеша подыматься. Торопиться уже не имело смысла, я отчетливо сознавал, что влип, и думал только о том, как бы скорее пережить малоприятную встречу.

– Посмотрите на него! – прозвучало издевательским командирским тоном. – Он думает, что война уже кончилась. Немцы не успели застрелить, так он сам на рожон лезет…

На мою беду, это был командир нашей противотанковой бригады – приземистый, с бычьей шеей полковник, отменный крикун и матерщинник. В бригаде к нему относились двояко – посмеивались и боялись. Впрочем, больше боялись, так как посмеиваться было небезопасно, тем более что почти о каждой попытке такого рода ему становилось известно. Остальные офицеры молчали. Поставив ногу на бампер «Виллиса», рассматривал разостланную на капоте карту знакомый подполковник из штаба бригады, возле него стоял майор в самодельной цвета хаки фуражке. Этот последний со снисходительной, едва заметной улыбкой молча наблюдал за мной.

– Виноват, – промычал я, морщась от боли в колене. Рукав гимнастерки оказался разодранным на локте, и я слегка отвернул велосипед, чтобы оказаться к ним боком.

– Где твое подразделение, лейтенант? – рычал комбриг.

– Вон орудия, – неожиданно тонким голосом ответил я, кивнув в сторону орудийного расчета в сотне шагов от дороги. И смутился еще больше: солдаты, вытянув шеи, все как один с любопытством наблюдали за попавшим в переплет взводным.

– Чей велосипед? Ворованный?

– Никак нет. Трофейный.

– Какой трофейный? Ты что, его в бою взял? – не унимался комбриг, которого с готовностью поддержал подполковник:

– Типичный пример грабежа транспортных средств. Есть же постановление военного совета…

Не дослушав, комбриг отрезал:

– Мне мародеры не нужны! Сейчас же возвратить велосипед! Туда, где взяли!

– Есть! – уныло вымолвил я, однако с облегчением, потому что разговор вроде подошел к концу. Прихрамывая на ушибленную ногу, повел велосипед вдоль забора лесопилки к огневой позиции взвода.

Где взяли этот велосипед, я знал. Вчера батарейный санинструктор Петрушин в то время, как солдаты окапывали орудия, порыскал по соседним дворам и из недалекого коттеджа притащил этот велосипед. Сам покатался недолго, несколько раз упал и отдал велосипед солдатам. Вчера на нем недолго покатались ребята из огневого расчета, а утром велосипед подхватил я.

Я привел велосипед на огневую позицию. Возле панорамы 76-миллиметрового орудия, как всегда, дымя самокруткой, сидел наводчик Степанов; другие двое солдат сидели на бровке рядом. Командир орудия сержант Медведев, накрывшись с головой палаткой, спал на траве за бруствером. Правильный Кононок, скучающе поглядывая в тыл, жевал кусок хлеба. Солдаты ждали завтрака, который обычно приносили с батарейной кухни. Еще на рассвете туда отправились двое с котелками, но до сих пор не вернулись – наверно, вышла какая-то неуправка у старшины. Было тихо, впереди в городке пока не стреляли – немцы тоже, наверное, завтракали. В ожидании прорыва немецких танков батарея занимала противотанковый район позади пехоты, огня не вела. Но, по всей видимости, немцам уже было не до прорывов, дай бог сдержать наши прорывы. Хотя иногда довольно зло огрызались. Как весной под Балатоном, где они прорвали наш фронт и километров на пятьдесят отбросили нашу пехоту. Тогда противотанковый полк потерял почти все орудия и много людей.

– Кононок! – окликнул я молодого солдата. – Отведи велосипед вон в тот домик.

Как всегда, когда к нему обращались, Кононок смущенно заулыбался, потом глянул в сторону серого кубика коттеджа, уютно пристроившегося под горой за речушкой.

– Ничего себе домик. Дворец!

Ну, не дворец, конечно, но весьма приличное двухэтажное строение с двумя красивыми елями по обе стороны от входа. Заросли плюща, густо расползшегося по фасаду и уже зазеленевшего первой листвой, почти скрывали несколько узких окон. Позади коттеджа высились кроны старых деревьев, из которых выглядывала красная крыша с небольшой остекленной башенкой на правом углу. Судя по всему, хозяин коттеджа был не бедный австриец.

Через узкий деревянный мостик Кононок покатил велосипед к коттеджу. Возле запертой калитки остановился, негромко окликнул кого-то. Тотчас в дверях показалась маленькая издали фигурка женщины в брюках, она живо приблизилась к калитке. Минуту они вроде как беседовали о чем-то – хотя о чем мог беседовать Кононок, знавший едва ли десяток слов по-немецки, подумал я.

– Ты смотри! – насмешливо протянул Степанов. – Наш тихоня уже за немочкой приударяет.

– Не за немочкой – за австриячкой, наверно. И правда, ничего себе девочка! – высунувшись из ровика, одобрил черноусый телефонист Муха.

Я вгляделся попристальнее – в самом деле, девушка казалась весьма привлекательной. Она приняла у Кононка велосипед и, тряхнув головой с коротко стриженными волосами, направилась к дверям. Кононок, однако, все продолжал спрашивать о чем-то, и она на ходу отвечала, пока не скрылась за елями у входа.

Оглянувшись на дорогу, я увидел, что машины по-прежнему стояли под полуразрушенной стеной дома. Офицеры сгрудились над капотом «Виллиса», кроме одного, который изредка поглядывал в нашу сторону, – не тот ли добродушный майор в самодельной фуражке, подумал я. В это время из ровика послышался тонкий звук зуммера и высунулась голова телефониста Мухи.

– Комбат, товарищ лейтенант!

Соскочив в ровик, я взял трубку. Комбат спрашивал, сколько у меня на огневой снарядов – отдельно бронебойных, отдельно осколочных. Я ответил, что сперва надо сосчитать, потом доложу. Вопреки обыкновению комбат не настаивал и словно между прочим заметил:

– Там где-то первый возле вас. И особист.

– Вижу. Стоят на дороге.

– Как поедут, звякни – куда.

По-видимому, это и было главной заботой комбата – куда направится комбриг? Я положил трубку и вылез из ровика. Машины стояли на прежнем месте, но офицеры отошли от «Виллиса», и добродушный майор в фуражке уже не поглядывал в нашу сторону. Похоже, это и был наш бригадный особист, начальник Смерша. До сих пор я нигде не встречал его, возможно, он в бригаде недавно. Нашего полкового смершевца мы знали хорошо, парень он был компанейский, частенько наведывался в батареи, охотно общаясь с офицерами, особенно в обороне, на маршах и формировках. В подходящую минуту был не прочь осушить фронтовую кружку и даже что-нибудь спеть из популярного репертуара. В полк прибыл осенью прошлого года, почти в одно время со мной, и уже получил два ордена, а за что – разумеется, не нашего ума дело. У этих ребят особые заслуги.

Машины с офицерами покатили по дороге в тыл, надо было предупредить комбата. Батареи в этой горной долине размещались в несколько эшелонов на одной дороге. Комбаты, понятное дело, следили за неурочным перемещением комбрига и, чтобы не оказаться застигнутыми врасплох, сообщали о нем друг другу. Начальства, как и противника, следовало остерегаться на войне. Я влез в тесный ровик и позвонил комбату, а как выбрался на поверхность, Кононок был уже на огневой. Его улыбчивое лицо сияло в радостном оживлении, и это бросилось в глаза нашим зубоскалам.

– Ну, договорился? Когда побежишь?

– А может, он ее сюда приведет? В гости.

Кононок, не обращая внимания на шутки, направился ко мне.

– Там землячка ваша, товарищ лейтенант.

– Какая землячка?

– Из Белоруссии, говорит.

– Из Белоруссии? – удивился я.

– Ну, – только и ответил немногословный Кононок. По всей видимости, он и сам ничего больше не знал.

Мной овладело сомнение. Откуда ей взяться, землячке, за тысячу километров от Белоруссии, в самом конце войны? Наверное, здесь какое-то недоразумение, подумал я.

И тем не менее эта новость чем-то взволновала меня.

Дело в том, что земляки не часто мне попадались на войне, за два года на фронте я встречал их, может, человек пять, не больше. Оно и понятно: мой путь пролегал в стороне от Белоруссии, в полку белорусов, кажется, никого больше не было. Однажды, прослышав, будто начальник ГСМ – белорус, при случае спросил у него, откуда он родом. Оказалось, не из Белоруссии, хотя его акцент очень походил на белорусский. Я был разочарован. Очень хотелось встретиться с земляком, вспомнить знакомые обоим места, узнать что-либо о людях, может, и об общих знакомых, а то и родственниках, связь с которыми прервалась у меня в начале войны.

…Война войной, но все-таки надо было зашить рваный рукав. Тут вертелось начальство, и я не стал снимать гимнастерку, попросил у Кононка иголку, которую тот с готовностью вынул из своей зимней шапки. Только намерился зашивать, как сзади заухали наши гаубицы, в небе, разрезая тугой горный воздух, с шорохом пронеслись тяжелые снаряды. Немного погодя в другой стороне глухо загавкали немецкие минометы – эти, как и вчера, стали бить по городку. Между крыш и деревьев тут и там взметнулись вверх пыльные разрывы мин – две из них разорвались по соседству с нашей лесопилкой.

– А ну всем – в ровик!

Прижавшись друг к другу, мы замерли в узком ровике; на огневой возле орудия, как всегда, остался наводчик Степанов. Взрывы сотрясали окрестности, вдребезги разносили черепичные крыши, уродовали фасады, деревья, отполированную брусчатку мостовых. Неизвестно, сколько продлится этот обстрел, обеспокоенно думал я, если только это обычный обстрел, без какого-либо движения пехоты. Если же поднимется пехота, будет хуже, возможно, и нам придется включиться в огневой бой.

– Обормоты! – недовольно ворчал телефонист Муха. – Не дадут и позавтракать…

Завтрак действительно задерживался, не пришлось бы завтракать во время обеда. Как позавчера. Тут, в Австрии, совсем не то, что месяц назад в Венгрии, когда мы мало думали о кухне. Там в каждом доме можно было добыть кусок ветчины, круг колбасы, буханку белого хлеба. Да еще бутыль вина в придачу. В Австрии же с продовольствием оказалось туговато, сами австрийцы сидели на карточках и, в общем, голодали. Мы же питались исключительно заботами интендантов.

Обстрел длился около часа; стреляли наши артиллеристы и немецкие. Однажды рвануло на дороге, возле полуразрушенного дома, где утром стояли машины, – горелой вонью потянуло в сторону речки. И мною вдруг овладело беспокойство: как бы не угодили в коттедж! Враз могли испортить всю эту красоту – плод трудов и забот, может, не одного поколения. Между тем по ту сторону городка, на передовой, вроде все было тихо, пехота молчала, значит, атаки не предвиделось. Можно было немного расслабиться, оглядеться, и я выбрался из ровика. Возле наводчика Степанова уже сидел командир орудия Медведев – не в лад с собственной фамилией костлявый и тощий сержант с узким староватым лицом. Обстрел прервал его утренний сон возле бруствера, и сержант недовольно морщился.

– Какого черта! – выругался он, когда рвануло поблизости, кажется, за оградой лесопилки. – Зажгут, будет вонять до вечера.

– И

Джон Хьюстон и «Красный знак мужества»

На чтение сценария у меня ушло несколько часов. Он включал несколько сцен, написанных Хьюстоном, которых не было в романе, но по большей части сценарий показал, что Хьюстон намеревался воплотить в своей картине впечатления юноши от войны в точности так, как их описал Крейн.

Закончив сценарий, я вошел в нечто вроде задней комнаты офиса Хьюстона, использовавшейся как конференц-зал и покер-рум, где я нашел миссис Хьюстон.Миссис Хьюстон не видела мужа несколько дней. Это поразительная девушка с овальным лицом и длинными темными волосами, зачесанными назад, с пробором посередине и собранными в пучок на спине. Раньше она была артисткой балета в Нью-Йорке, а теперь актриса. Она показала мне комнату. Был диван и несколько стульев, обтянутых коричневой кожей. На стенах висели фотографии лошадей. Там была фотография в рамке, вырезанная из журнала, на которой Хьюстон со своим отцом был подписан: «Джон Хьюстон — последние три года майор армейских войск связи — снял важный и увлекательный документальный фильм« Пусть будет свет ». Его отец, Уолтер Хьюстон, не менее хорошо описывает эту картину о расправе с нейропсихопатическими солдатами и их лечении.Были вручены сертификаты на награды — премию One World Flight за кино и премию Гильдии сценаристов Хьюстону за его «Сокровище Сьерра-Мадре», которое в цитировании было описано как «лучше всего написанный вестерн 1948 года. »И две статуэтки Киноакадемии — одна за лучший сценарий 1948 года, другая за лучший фильм того года. На серебряном подносе на угловом столике было написано: «Джону Хьюстону, чертовски удачливому парню. Награда, полученная от всех участников асфальтовых джунглей.

В комнату вошел Альберт Бэнд. Он сказал, что новая фотография должна доставить массу удовольствия, особенно когда компания переехала в Чико.

Миссис Хьюстон сказала, что она едет в Чико, где она будет ловить рыбу. «Я просто люблю рыбалку », — продолжала она, как бы пытаясь убедить себя.

Вошел Хьюстон, поздоровался с женой и объявил, что всем нужно выпить. Он вызвал свою секретаршу и сказал ей, что ключ к спиртному находится под одним из «Оскаров».

«Как молодой человек?» — спросил Хьюстон жену.

Ребенок был в порядке, она сказала

«Ты привез мою машину, дорогая?» он спросил.

Машина стояла снаружи.

«Триста сегодня идет, дорогая», — нежно сказал Хьюстон.

«У меня для вас новости», — сказал Бэнд. «У Триста закончились деньги».

Хьюстон выглядел удивленным и через мгновение натянуто рассмеялся. «Альберт, — сказал он, — зайди в кабинет Готфрида и узнай, когда должно начаться это проклятое собрание.

Поскольку большая часть фильма должна была быть снята примерно в тридцати милях от Голливуда, на ранчо Хьюстона в долине Сан-Фернандо, Хьюстон договорился однажды осмотреть местность вместе с Райнхардтом и съемочной группой. Я прибыл на ранчо около одиннадцати часов утра, а через несколько минут команда подъехала на большом черном лимузине. Хьюстон вышел из своего ранчо, чтобы поприветствовать нас, одетый в красно-зеленую клетчатую кепку, розовую футболку, коричневые брюки для верховой езды, развевающиеся по бокам, коричневые леггинсы, коричневые подтяжки и тяжелые темно-бордовые туфли, доходившие до щиколоток. .В состав съемочной группы входили оператор Гарольд Россон, невысокий, коренастый, жующий жвачку мужчина средних лет с острым лицом; руководитель подразделения Ли Кац, крупный мужчина лет тридцати с небольшим, с тонкими светлыми волосами на голове, бойкой, официальной манерой поведения и вечной заискивающей улыбкой; режиссер чехарды Эндрю Мартон, к которому остальные обращались как к Банди, серьезному педантичному американцу венгерского происхождения с сильным акцентом и нервной заботливой манерой, чья работа заключалась в том, чтобы устроить так, чтобы Хьюстону не приходилось ждать между сценами ; арт-директор Ханс Петерс, строгий, формальный немец, коротко остриженный, с сильным акцентом; другой помощник директора, Реджи Кэллоу, обеспокоенный мужчина с большим красным лицом, чашеобразным животом и хрипловатым голосом сержанта; и технический советник, полковник Пол Дэвидсон, отставной армейский офицер с усами, темными очками и солдатской выправкой.У всех были копии сценария.

Вскоре после того, как мы приехали, Рейнхардт и Бэнд подъехали на сером «кадиллаке» с опущенным верхом. У Рейнхардта был темно-синий берет на голове и сигара во рту. Он подошел и помахал Хьюстону рукой. «С днём рождения, Джон», — сказал он.

«О да. Чуть не забыл, — сказал Хьюстон. «Что ж, джентльмены, приступим».

Все были одеты в грубую одежду, кроме Райнхардта, на котором были аккуратные габардиновые брюки ярко-синего цвета и мягкая рубашка светло-синего цвета.На банде были русские казачьи сапоги, в которые были заправлены потрепанные хлопчатобумажные штаны. На Мартоне был комбинезон и куртка цвета хаки, которые, по его словам, он привез из Африки, где недавно работал содиректором фильма «Копи царя Соломона». Полковник Дэвидсон был одет в военную форму.

Дасти, ковбой с ранчо Хьюстон, который хотел сыграть в картине, стоял рядом, пока команда собиралась. Он вошел в конюшню и вернулся, ведя оседланного и обузданного большого черного коня. Хьюстон сел на нее, а затем Дасти вывел бело-коричневую коровью пони.

«Я поеду на Папуце, приятель», — сказал Россон Хьюстону и поднялся на борт коровьего пони.

«Когда-то он был женат на Джин Харлоу, — сказал Бэнд полковнику Дэвидсону, указывая на Россона.

«Поехали, господа!» — крикнул Хьюстон, приветствуя всех. Он медленно шел своей лошадью по дороге.

«Джон действительно умеет ставить седло», — сказал Дасти, глядя ему вслед.

Россон стартовал после Хьюстона. Рейнхардт и Бэнд последовали за ним на «Кадиллаке». Остальные из нас в лимузине замыкали кавалькаду.

Мартон посмотрел в окно на Россона, покачивающегося на коровьей пони. «Раньше он был женат на Джин Харлоу, — задумчиво сказал он. «Реджи, что нам делать в первую очередь?»

Кэллоу сказал, что они собираются остановиться в том месте, где показан марш юношеского полка, чтобы определить, сколько человек потребуется, чтобы создать эффект армии на марше. Это была сцена 37. Все, что в сценарии говорилось об этом, было: «, средний план — дорога — армия на марше — сумерки .

«Математика этого обсуждения очень важна, — сказал Кэллоу.

Кац, чья основная работа заключалась в обеспечении связи между командой и производственным офисом студии, сидел впереди. Он повернулся и с улыбкой сказал: «Математика — это деньги».

«Все такое производство», — сказал Мартон. «Почему они не могут просто отпустить Джонни с камерой?»

Полковник Дэвидсон, сидевший на откидном сиденье рядом с Петерсом, откашлялся.

«Что, что?» — сказал ему Кац.

— Сегодня тепло, — сказал полковник, снова откашлявшись.

«Ничего», — сказал Мартон. «В Африке у нас было сто пятьдесят градусов в тени».

«Что так?» сказал полковник.

Кац снова обернулся. На лбу и в пухе на голове выступили капельки пота. «У вас, ребята, будет время сегодня подняться на эти холмы», — весело сказал он. «Горячо горячо.»

Петерс сказал, не двигая головой: «Очень тепло».

«Это будет тяжелая война, — сказал Кэллоу.

Дорога для средней дальности была грунтовой, огибая холм и пролегая через загорелые поля. Большой дуб у подножия холма бросал тень на дорогу. Хьюстон и Россон сели на своих лошадей у ​​вершины холма, ожидая, пока остальная часть группы пробьется к ним через сухую колючую траву. Рейнхардт нес шестнадцатимиллиметровую кинокамеру. Ястреб пролетел над головой, и Райнхардт остановился на полпути к холму и направил на него камеру.«Я люблю фотографировать птиц», — сказал он. Когда все подошли к Хьюстону и остановились вокруг него, Хьюстон указал на поворот дороги.

«Армия приближается», — сказал он властно. Он остановился и похлопал своего коня по шее. «Полковник, — сказал он.

«Да, сэр!» — сказал полковник Дэвисон, обращая внимание.

«Полковник, как далеко мы поставим четверки?» — спросил Хьюстон.

«На расстоянии вытянутой руки, сэр», — сказал полковник.

«Отойди от моего сценария!» — сказал Келлоу лошади Хьюстона, которая пыталась ее съесть.

Хьюстон укоризненно посмотрел на Кэллоу и похлопал лошадь по шее. «Неважно, детка», — сказал он.

«Джентльмены, — сказал Россон, — имейте в виду, что мы не должны иметь эти западные горы во время войны, которая была прежде всего восточной». Он спешился и отдал поводья своего пони Бэнду, который неуклюже забрался в седло. Пони начала кружиться.

«Это только я, малышка», — сказал ему Бэнд.

«Альберт!» — сказал Хьюстон. Бэнд слез с пони, и он успокоился.

— Господа, — сказал Хьюстон. «Дальномер, пожалуйста».

Мартон вручил ему конусообразную трубку с прямоугольным окном на широком конце. Это определит, какой объектив понадобится для съемки. Хьюстон долго смотрел на дорогу через искатель. «Медленный, неровный марш», — драматично сказал он. «Полковник Союза и его помощник возглавляют марш верхом. Выглядит замечательно, просто замечательно. Посмотри, Хэл. Он передал искатель Россону, который посмотрел на дорогу.

«Отлично, дружище!» — сказал Россон, быстро жевая жвачку, как кролик.

«Разве это не похоже на Брэди, малыш?» — сказал Хьюстон Россону.

«Отлично, приятель, — сказал Россон.

Двое мужчин обсуждали, где будет установлена ​​камера, как будет составлен снимок колонны солдат, когда будет сделан снимок (ранним утром, когда свет на войска будет исходить сзади ). Они также обсудили тот факт, что сцена, как и большинство других на снимке, будет сфотографирована как бы с точки зрения Молодежи.Затем они поговорили о том, сколько мужчин потребуется для сцены.

«Как насчет четырехсот пятидесяти?» — сказал Кац.

— Восемьсот, — немедленно сказал Хьюстон.

«Может быть, нам хватит шестисот пятидесяти», — сказал Рейнхардт, понимающе взглянув на Хьюстона.

Кац сказал, что колонна будет разделена лошадьми и кессонами, и что они могут уйти с менее чем шестьюстами пятидесятью пехотинцами.

Хьюстон хитро взглянул на полковника Дэвидсона и подмигнул.

Полковник быстро откашлялся и сказал: «Сэр, если быть военным правильно, у нас должна быть тысяча пехотинцев».

«Боже!» — сказал Рейнхардт.

«Никогда, никогда», — сказал Кац.

«Сделайте снимок в Африке», — сказал Мартон. «В Африке дополнительные услуги стоят восемнадцать центов в день».

«Это ровно на пятнадцать долларов и тридцать восемь центов меньше, чем дополнительные расходы здесь», — сказал Кэллоу. «Мы могли бы изменить это на англо-бурскую войну».

«Неужели шестьсот пятьдесят, господа?» — нетерпеливо сказал Хьюстон.

«Если ты так хочешь, — сказал Кац. «Все, что я могу сделать для тебя».

Мы переходили с одного места на другое, пробираясь вверх и вниз по холмам и пробивая себе дорогу через густой подлесок. Полуденное солнце было жарким, лица членов экипажа были грязными и мокрыми, а их одежда была пыльной и усыпанной борами и колючими хвостами. Только Райнхардта, казалось, не трогали его усилия. Его синие брюки все еще были в складках, и свежая сигара была у него во рту, когда он стоял рядом с Хьюстоном и осматривал место в поисках сцены — которая должна быть застрелена в полдень — которая показала бы, что Юноша приближается к шеренге раненых, которые будут двигаться. вниз по тропинке по склону.Хьюстон и Рейнхардт посмотрели на покрытый травой склон, ведущий к дороге, и к участку деревьев. Кэллоу сказал Хьюстону и Рейнхардту, что расстояние от вершины склона до дороги составляло двести семьдесят ярдов. Трое мужчин подсчитали, что им понадобится сотня статистов, чтобы составить впечатляющий ряд раненых.

Хьюстон посмотрел через искатель на склон. «Молодежь видит, как длинная шеренга раненых падает, — тихо сказал он.

«Нам нужно, чтобы этим людям было чем заняться в утра », — сказал Кац.«Мы не можем иметь сотню статистов в платежной ведомости, и они не могут простаивать без дела полдня».

Хьюстон опустил искатель. «Давайте просто запишем цифры по мере необходимости для каждого кадра, без привязки к любому другому кадру», — холодно сказал он.

Кац улыбнулся и всплеснул руками.

«И если мы обнаружим, что нам понадобится еще двадцать пять человек…» — начал Хьюстон.

«Я обращусь к мистеру Рейнхардту», — сказал Кац.

«У вас великая сила убеждения, — сказал Хьюстон.

Рейнхардт покачал головой и засмеялся, с восхищением глядя на своего директора.

Кэллоу сидел у обочины, старательно выдергивая лисий хвост из носков. «Я весь ранен ножом», — сказал он. «Я уже однажды участвовал в Гражданской войне, когда был помощником режиссера в« Унесенных ветром ». Это никогда не было так грубо, и« Ветер »был лучшим вестерном из когда-либо созданных».

Рейнхард нацелил камеру на маленький серебристо-красный самолет, летевший низко над головой.

«Это не птица; Это Кларенс Браун, — сказал Бэнд.

«Кларенс там ищет золото, — сказал Мартон.

«О Кларенсе Брауне есть замечательная история, — сказал Райнхардт. «Друг говорит ему:« Что ты хочешь со всеми этими деньгами, Кларенс? Вы не можете взять его с собой. — Не можете? — говорит Кларенс. «Тогда я не пойду». Бэнд и Мартон согласились, что это отличная история, и Рейнхард выглядел довольным собой.

Кац говорил, что на первой сцене сражения будет четыреста пехотинцев, пятьдесят кавалеристов и четыре полных отряда артиллеристов и лошадей, всего четыреста семьдесят четыре человека и сто шесть лошадей.

«Больше людей, чем когда-либо было в« Wind », — сказал Кэллоу.

Хьюстон, теперь уже на своей лошади, наклонился вперед в седле и уперся лицом в шею лошади.

«Сегодня мы добились многого», — сказал Райнхардт.

Хьюстон сказал с большой убежденностью: «Выглядит просто здорово, Готфрид, просто замечательно».

«Это должно быть отличное фото», — сказал Райнхардт.

«Отлично», — сказал Бэнд.

Хьюстон развернул лошадь и двинулся галопом по склону.Он подошел к бревну на вершине холма, пришпорил лошадь и совершил плавный прыжок. Рейнхард направил камеру на Хьюстон, пока не исчез на поросшем лесом холме.

В ту ночь Джон Хьюстон отпраздновал свой сорок четвертый день рождения на официальном обеде в Голливуде, на котором присутствовала пара десятков его ближайших друзей и соратников. Вечеринка была устроена Райнхардтом в частной столовой ресторана Chasen’s. Хозяин стоял у двери. Он выглядел циничным и презрительно относился ко всему в нем, когда качал руку каждому прибывшему гостю, но ему удавалось с недокуренной сигарой, крепко зажатой в уголке рта, сиять от восторга.Все гости источали атмосферу эксклюзивности и интимности. Похоже, это не имело никакого отношения к дню рождения Хьюстона. День рождения, видимо, был просто поводом, а не причиной излияния гостей. Добрая воля была запечатлена на лицах всех, но не было никаких указаний на то, кому и на что она была направлена. Войдя, гости обменялись быстрыми взглядами, как будто уверяли друг друга и себя в том, что они здесь.

В одном конце комнаты пара барменов установила на стойке двойную стойку с бокалами шампанского.Официанты разносили тарелки с канапе. Жена Рейнхардта, стройная, привлекательная, сардонически выглядящая дама с большими карими скептическими глазами и слегка континентальной манерой, двигалась среди гостей с какой-то утомительной озорностью. На ней был голубой тонкий халат, расшитый серебром. Остальные дамы на вечеринке — все жены друзей и соратников — были почти так же празднично украшены, но во многих из них царило поражение, как если бы они отказались от битвы ради какой-то неопределенной цели.Они стояли группами, наблюдая за группами мужчин. Миссис Рейнхардт с видом человека, который отказывается признать поражение, обрушилась на Эдварда Дж. Робинсона, Джона Гарфилда и Пола Конера, который был агентом Хьюстона. Робинсон, недавно вернувшийся из-за границы, рассказывал о своей коллекции картин. Гарфилд вел себя энергично. Конер был добродушным и терпимым наблюдателем. При приближении миссис Рейнхард Робинсон бросил свои картины и, начав напевать, улыбнулся ей широкой приветливой улыбкой.«Сильвия», — сказал он и продолжил напевать.

«Ходят слухи, — сказала она, медленно и решительно произнося каждый слог. «Мужчины будут играть в покер после обеда, а дамам будет дана чистка. Вы знаете, о чем я говорю? »

Робинсон улыбнулся еще шире.

Гарфилд сказал: «Девочки могут пойти в кино или что-то в этом роде. Эдди, вы покупаете картины в Европе? »

«Джули, ты , а не играешь в покер», — сказала миссис Дж.Рейнхардт Гарфилду.

«У меня для вас новости, — сказал Гарфилд. Эдди?»

«Только не в эту поездку», — сказал Робинсон, не переставая ухмыляться миссис Рейнхардт. «В Нью-Йорке это Руо. Когда-то в Европе был Сутин ».

«Вчера вечером я встретил кого-то, кто владел Дега», — сказала высокая и очаровательно выглядящая, но нервная девушка с рыжими волосами, которая отделилась от группы женщин и теперь стояла у локтя Робинсона. Миссис Рейнхардт и трое мужчин не потрудились признать ее замечание.«Этот Дега, — печально сказала рыжеволосая девушка, — он для разнообразия выдает из ванны, а не в нее».

«Ты тоже играешь, Пол?» — спросила миссис Рейнхардт Конера, когда рыжеволосая девушка, которую все еще игнорировали, вернулась в свою группу.

«Может, я поеду в Европу, Эдди», — сказал Гарфилд. «Я думаю, мне нужна Европа».

Миссис Рейнхардт присоединилась к своему мужу. «Готфрид! Они готовили блины «Элен», Готфрид?

«Да, дорогой. Я лично показал им, как », — сказал он, похлопав жену по голове.«Общайся с женами. Вы должны общаться ».

«Я не буду общаться», — сказала миссис Рейнхардт. «У меня странный внутренний климат». Она ушла.

Приехал очень загорелый Хьюстон с женой. На лацкане смокинга он носил ленту Легиона Заслуги, присужденную ему за работу над фильмами Армейского корпуса связи во время войны. «Хорошо! — сказал он, выглядя угнетенным и немного чуждым переполнявшей его близости, которая приближалась к нему.

«Джон!» — сказал Райнхардт так, как будто с момента их последней встречи прошла пара лет, а не пара часов.«Рики!» — сказал он, приветствуя миссис Хьюстон с тем же энтузиазмом.

Когда Хьюстон столкнулся с отрядом, который собирался окутать его, его лицо было искажено, как у младенца, готового разразиться слезами; затем он расслабился, сутулясь и пошел навстречу своим празднующим.

«Джонни!» кто-то сказал, и он быстро стал ступицей колеса поклонников. Миссис Хьюстон, дрожащая и красивая, неуверенно двинулась за ним, но остановилась за кругом, в котором участвовал директор Уильям Уайлер; писатель Роберт Уайлер; Адвокат Хьюстона Марк Коэн; и Пол Конер.Когда миссис Хьюстон присоединилась к группе жен, в кругу вокруг ее мужа было много смеха. Коэн, ученый с виду джентльмен в пенсне, добродушно смеялся над всем, что говорили. Роберт Уайлер, старший брат Уильяма и муж актрисы по имени Кэти О’Доннелл, смеялся над всем, что говорил Уильям. Хьюстон засмеялся, не дожидаясь, пока что-нибудь скажут.

«Бог любит тебя, Вилли!» — сказал Хьюстон Уильяму Уайлеру, обняв друга за плечи и встряхнув его.Уайлер, невысокий, коренастый, медленно говорящий мужчина с самоуверенным выражением лица, отстранился и посмотрел на него. «Джонни, ты стареешь», — сказал он.

Смех во главе с Робертом Уайлером прогремел по кругу.

«Хо! Хо! Хо! » — сказал Хьюстон, старательно заставляя каждого рассмеяться. «На данный момент у меня было девять жизней, и я сожалею о каждом из них».

В дверях Райнхардт встретил Сэма Шпигеля, партнера Хьюстона по Horizon Pictures, и жену Шпигеля, Линн Баггетт, высокую статную актрису с пушистыми светлыми кудрями на макушке.

«Итак, Готфрид, ты начинаешь репетиции на следующей неделе», — сказал Шпигель, его глаза деловито оглядывали всех, кроме человека, с которым он разговаривал. Шпигель, профессиональное имя которого — С. П. Игл, — толстый, с ястребиным носом мужчина лет сорока с грустными влажными глазами, выражением измученной невинности и привычкой быстро водить языком по верхней губе. Он родился в Австрии, приехал в Америку в 1927 году, работал в Берлине в Universal Pictures, когда Гитлер пришел к власти в 1933 году.Он встретил Хьюстона позже в том же году, когда оба искали работу в британской киноиндустрии. В 1947 году, узнав, что Хьюстон ищет пятьдесят тысяч долларов, Шпигель получил деньги и дал их ему в обмен на обещание основать независимую кинокомпанию — Horizon Pictures — и вложить в нее половину денег. Затем Шпигель предоставил от Bankers Trust Company в Нью-Йорке ссуду в девятьсот тысяч долларов для первого фильма Horizon. Он продолжил продвигать для себя обширные знания о том, чем занимаются все другие продюсеры в Голливуде, и владение Хьюстоном, которому большинство из них завидовали.Рейнхард улыбнулся ему так же тепло, как и другим гостям. Миссис Рейнхардт встретила Шпигелей напряженно-игривым видом удивления их присутствием. Шпигель задержался у двери, уставился на поклонников, окружавших Хьюстона, и сказал Рейнхардту, не спрашивая его, что он только что закончил продюсировать фильм Horizon с Эвелин Киз, третьей женой Хьюстона (нынешняя миссис Хьюстон — его четвертая), и что он планировал сделать еще два снимка, пока ждал, пока Хьюстон завершит свое задание в Метро с Рейнхардтом.«Тогда Джон сыграет со мной« Африканскую королеву », — сказал Шпигель. — Следующим я его поймаю, Готфрид.

«Прекрасно», — сказал Райнхардт, подпрыгивая вверх и вниз, как дружелюбный медведь. «Африканская королева» может иметь коммерческий успех. Это будет первый коммерческий хит Джона после «Мальтийского сокола», снятого в 1941 году, — мягко сказал Шпигель.

«Прекрасно», — сказал Рейнхардт, игнорируя намек на то, что «Красный знак мужества» будет коммерческой неудачей.

«Когда мы начнем игру в покер?» — спросил Шпигель.«Хорошо», — сказал Райнхардт, все еще подпрыгивая.

«Готфрид, — сказал Шпигель, — когда кочерга?»

Роман: Добинс, Стивен: 9780399576348: Amazon.com: Книги

ONE

Раннее весеннее утро в конце зимы, долгожданный оксюморон с приятным ветерком, который отправляет студентов колледжа Коннектикута обратно в свои комнаты в общежитии за шортами и шлепанцами. Разрастаются голые ноги. Бизнесмены развязывают связи. Один сумасшедший мошенник, владелец кофейни, выносит на тротуар два маленьких столика со стульями.Мотоциклы выходят из зимней спячки. Было бы неправильно сказать, что это хороший день для смерти, но, конечно, можно представить себе и худшие дни.

Это Бэнк-стрит в Нью-Лондоне, штат Коннектикут, название относится не к коммерческой деятельности, а к изгибающемуся берегу реки Темзы, по которой проходит улица. Мы можем увидеть реку, если посмотрим через отверстие подвала рядом с комиссионным магазином Армии Спасения, где из земли возвышается дюжина ржавых свай. На участке есть удручающая коллекция битого стекла, пластиковых пакетов, пластиковых бутылок и ветхих картонных коробок, но мы можем это игнорировать.Вниз по склону, отделяя задние части предприятий на Бэнк-стрит от железнодорожных путей, проходит Уотер-стрит: больше похожа на широкий переулок с претензиями, чем на улицу. Затем идет река с несколькими прогулочными пирсами и трехмачтовым 290-футовым катером береговой охраны Eagle , которое приятно видеть под всеми парусами. На другом берегу реки в Гротоне эти огромные серые квадратные здания в окружении желтых кранов являются частью верфи General Dynamics, где производятся подводные лодки, хотя в настоящее время их мало.

Бэнк-стрит — это смесь зданий восемнадцатого, девятнадцатого и двадцатого веков, от красивых до уродливых, гранитного готического возрождения, красного кирпича викторианской эпохи и кирпичного и оловянного благотворительного магазина Армии спасения. вариант крупногабаритного магазина рядом с гранитной таможней. В ранней версии городского обновления Бенедикт Арнольд и его гессианцы сожгли предыдущие здания на Бэнк-стрит в 1781 году.

Сзади на Firehouse Square начинается исторический район, когда современные уличные фонари меняются на ретро, ​​а на Банк-стрит — на одно- путь, направляясь в центр города.Здание Ф. Л. Аллена Файерхаус в стиле греческого возрождения теперь является художественной галереей, а вывеска на трехэтажном гранитном доме капитана Бенджамина Брауна через дорогу рекламирует практикующего китайского врача. Рядом с островком безопасности приседает ковшовый грузовик, а высоко в воздухе техник ремонтирует уличный фонарь. Два светофора свисают под рукой, отходящей от того же столба; они слегка раскачиваются, когда парень в ведре выполняет свою работу.

Если бы мы могли занять его место на минутку, у нас была бы возможность осмотреть природу этого утра понедельника в начале марта: безоблачное небо, мужчины и женщины с пальто на руках, дети уже в шортах, один парень припаркованный перед Художественной галереей Firehouse, поставил складной верх своего синего Mazda Miata, люди делают паузу, чтобы адресовать друг другу дружеские замечания, пока они занимаются своими делами, солнечный свет отражается от реки, где мы видим чаек, и от открытого Окно мы слышим одну из тех старых рок-мелодий, которые чаще всего можно услышать в супермаркетах: Eagles или Fleetwood Mac.Этот день кажется неожиданным прощением.

Под нами на свет поджидает синий мини-купер. Локоть водителя, спрятанный в коричневом кожаном рукаве, высовывается из открытого окна. Он поворачивает налево от Тилли и медленно едет по Бэнк-стрит в поисках места для парковки. Вот он и нашел. Он осторожно подъезжает к четырехдверному седану Chevrolet Caprice, которому должно быть двадцать лет. Оригинальная темно-вишневая краска потускнела, придав большому автомобилю пятнистый вид. Багажник закрывается на веревке, а сбоку от водительской двери свешивается разбитый каплевидный прожектор.Мужчина вылезает из своего «мини» и смотрит на «Каприз» с легким интересом, но прежде, чем он успевает перейти улицу, его пугает звук рожка поезда. Около сорока пассажирских поездов проходят через Нью-Лондон каждый день, и две трети останавливаются — это Северо-восточный региональный транспорт Amtrak и экспресс Acela Express, а также пригородная линия между Нью-Лондоном и Нью-Хейвеном. И каждый трубит в свой рог. Как будто в ответ Mini издает гудок-гудок , когда щелкают замки, и мужчина идет через улицу в мастерскую по ремонту обуви.Владелец греческого магазина работает там более тридцати лет и предпочитает, чтобы его называли сапожником.

Мужчина едет за парой туфель, новыми подошвами, каблуками и хорошей полировкой для своих черных слипонов Bruno Magli. Работа в спешке, потому что он взял их только в субботу. Обувь была подарком его старшего брата Васко; на самом деле они — подручные средства, которые Васко считал слишком тесными. У Васко богатые вкусы, и с годами его брат от этого выиграл. Еще один предмет, взятый у Васко, — это целеустремленный шаг, наклон вперед и быстрая ходьба, который в подростковом возрасте нашему другу нравился достаточно, чтобы копировать, и из-за которого любой пункт назначения кажется единственно возможным.

Этого человека зовут Коннор Рапозо, хотя его португальские родители окрестили его Хуаном Карлосом, и до позднего подросткового возраста все называли его Зеко. Но незадолго до колледжа он решил, что ему нужна новая личность, и сменил имя на Коннор. Ему около двадцати пяти — худой, рост шесть футов, прямой нос, каштановые глаза, умеренно красивый, черные волосы до воротника его пиджака, хотя, если бы мы действительно смотрели вниз с собирателя вишен, мы могли бы увидеть зарождающуюся лысину. пятно, которое через двадцать лет, если он так долго проживет, покроет его купол.Помимо целеустремленной походки, у него целеустремленное лицо. Коннор будет казаться мрачным, даже если расскажет анекдот. Но выражение его лица происходит от застенчивости, которую он чувствовал в детстве; это мешало людям разговаривать с ним. Вы знаете этот бромид: «Он смеется снаружи, но плачет внутри»? Коннор как раз наоборот.

В отличие от бледных зимних лиц других на Бэнк-стрит, лицо Коннора загорелое, что неудивительно, поскольку он уехал из Сан-Диего неделю назад, а вчера, сняв обувь, он впервые приехал в Нью-Лондон.Что еще? Он носит джинсы, кроссовки и коричневую кожаную куртку, которую носил со времен колледжа.

Но двигаться дальше: Коннор отдал пожилому сапожнику свой билет, а сапожник протянул Коннору черного Бруно Маглиса. Он ставит их на стойку, где они блестят, как антрацит. Кожаная подошва — это изменение для Коннора. Обычно он носит мягкие туфли на резиновой подошве и ходит мягко, как подмигивание; он не может быть уверен в том, подкрасться ли он к чему-то или ускользнуть.Сапожник отсчитывает пригоршню однодолларовых купюр — сдачу Коннора — при этом извиняясь за то, что у него нет ничего большего.

«Хотите сумку?» У сапожника седые пучки волос растут из ушей, спутанные спутанные волосы улавливают ближайшие слова одно за другим.

«Ничего страшного, моя машина прямо через дорогу». Он засовывает купюры в карман пиджака.

Становится слышным звук, отдаленное урчание, заставляющее сапожника трясти головой. «Первые в сезоне, прямо как малиновки.Затем, увидев безучастное выражение лица Коннора, он добавляет: «Харлеи — весна, лето и осень, они с ревом проносятся мимо».

Дальнее урчание сменяется низким грохотом, который усиливается и отражается от каменных зданий. Это вторжение, которое освобождает разум от предыдущих мыслей. Возмущенные чайки взлетают в сторону воды.

«У нас есть ограничения по шуму в Калифорнии». У Коннора в колледже был шумный Харлей, и он ему нравился. «Вы не можете подать жалобу?»

Прежде, чем сапожник успевает ответить, мелькает Харлей, сдвоенные фары, пятно конфетного апельсина, колеса Stinger, трубы Tommy Gun, много хрома, рычание, как у бронтозавра.Это снимок, сделанный за окном. Стекло дрожит.

Затем все становится еще быстрее: рев второго мотора поднимается над ревом Харлея, крики женщины, визг резины заставляют Коннора собраться с духом. Затем идет плотная комбинация шумов: столкновение металла с металлом, мучительный визг, разбитое стекло, хруст и стук сотен маленьких кусочков, разбросанных по тротуару; окно разбивается, и в вариациях разбивания скрывается звук разгоняющегося байкера, ударяющего по неподвижному объекту.

Коннор спешит на тротуар. Большой зеленый самосвал выехал из переулка на Бэнк-стрит, протаранил припаркованный BMW 300 с чем-то, толкнув его через бордюр в уже снесенную витрину музыкального магазина. Парень на Харлее ударился о борт самосвала.

Но это еще хуже. Самосвал грузовика расположен высоко по осям, и нижняя часть Харлея — колеса, V-образный двигатель, трансмиссия, хромированные трубы — прошла ниже, а верхняя часть Харлея — сдвоенные фары, руль, бензобак, а половина байкера — нет.Они были разделены. Всадник был разорван надвое, поэтому его окровавленный торс лежит на улице, а под грузовиком в конце красного пятна — ноги, один с ботинком, другой — нет. Голова была отделена от шеи и исчезла. Коннор отворачивается, чтобы не потерять свой завтрак.

Кровь и фрагменты трупов окрашивают ближайшие машины и окна магазинов. Улица — это беспорядок цветов. Грузовик продолжал реветь; затем водитель заглушает двигатель и вылезает из своей кабины, его лицо сморщилось от удивления.Молодой человек в бывшей белой рубашке стоит через дорогу от Коннора, из его плеча течет кровь. Сейчас чуть больше десяти. Коннор чувствует запах бензина, смешанный с запахом реки во время отлива. В течение наносекунды сцена не движется и не звучит, за исключением того, что кто-то рвет.

Тогда, как если бы рычаг дернули, все превратилось в шум и движение. Люди кричат. Молодая женщина в шортах закрывает лицо руками. Если бы Коннор был ближе, он бы увидел пятна крови на ее белых ногах.Некоторые люди спешат прочь; другие бегут к обломкам с сногсшибательной жадностью. Присутствует прилив случайности и нестабильности, который люди пытаются свести к порядку. Другая молодая женщина плюет в носовой платок и вытирает красные пятна на блузке. Мужчина в синем деловом костюме сидит на тротуаре, вытянув ноги, чистит очки галстуком. Автомобили гудят, поскольку водители вынуждены останавливаться подальше от площади Пожарной части и пока не осознают причину задержки. Вскоре раздаются звуки сирен.Круг чаек.

Коннор стоит в двадцати футах от места аварии. Он смотрит не на грузовик или многочисленные окровавленные осколки байкера, а на черную кожаную бейсболку «Харлей» у края тротуара. Он наклоняется, чтобы поднять его, наполовину ожидая найти верхнюю часть черепа. Но нет ничего, несколько следов пота, несколько черных волосков и жир от того, что покойник нанес на кожу головы. Ах да, кепка Harley имеет красную атласную подкладку, а на подкладке черными чернилами написано имя: MARCO SANTUZZA.

В сточной канаве валяются сломанные солнцезащитные очки-авиаторы. Ближе к грузовику лежит порванный черный рукав кожаной куртки среди битого стекла и кусков металла. Рука выходит из манжеты; серебряные кольца украшают пальцы рук и большой палец, одно — с голубым камнем, другое — с черепом. Коннор снова поворачивает голову, чтобы не заболеть, и смотрит в лица двадцати мужчин и женщин, которые смотрят мимо него, их черты усиливаются от недоверия.

Сенсорные рецепторы Коннора серьезно перегружены, поскольку улица привлекает его внимание, но напряжение создает туман, и ему приходится прикрывать глаза, чтобы видеть.Теперь он качает головой, чтобы освободить ее от кровавых образов. Он хочет сесть в машину и уехать, но улица забита машинами, и его «мини-купер» нельзя будет освободить, пока они не будут очищены. Сразу за площадью находится пожарный штаб, двухэтажное кирпичное здание с двумя большими пролетами. Из одного торчит красный нос грузовика с крюком и лестницей. Здесь находится кабинет начальника пожарной охраны, но из-за пробки пожарные никуда не пойдут, если они сами не пройдут пешком.

Люди пытаются направить движение, размахивая руками, чтобы убедить водителей отступить на Тилли-стрит, но некоторые водители оставили свои машины и побежали вперед, чтобы увидеть драму.Люди поднимают смартфоны, чтобы фотографировать. Полицейская машина на тротуаре издает оглушительный звуковой сигнал, проезжая мимо машин. Для Коннора шум исходит из его головы: это реакция его мозга на все ужасное. Он засовывает кепку Харлея под мышку, чтобы сохранить ее как наглядное доказательство того, что он предпочел бы забыть, и прислоняется к окну сапожника. Дверь открыта, сапожник стоит у разбитого Харлея и смотрит на что-то неприятное у своих ног. Коннор достает свой Бруно Маглис из прилавка сапожника и пробирается между забитыми машинами, чтобы запереть ботинки в своем мини-купере.

Сейчас самое время снова воспользоваться нашим сборщиком вишен, но что можно сказать? Как только мы достигли невероятного уровня, слова становятся ненадежными. «Я не могу поверить, что это происходит!» Об этом говорят как минимум десяток человек. В такие моменты успокаивают клише; они связывают ужасное с банальным и делают его терпимым. Несколько чаек клюют кусочки окровавленной ткани. Коннор до сих пор не видел головы байкера, что тоже хорошо. Он разбился вдребезги, или на крыше, или качается по реке.

—

Теперь мы подошли к сложному введению. Через дорогу у разбитого BMW стоит пожилой бездомный с хвостом. Нет-нет, у него на самом деле нет хвоста, но он уверен, что проснулся сегодня утром с хвостом, длинным серым шершавым хвостом без меха. Возможно, выпал мех; возможно, у него вообще не было меха. Он не может вспомнить этого. Прямо сейчас хвост — не более чем извилистая темная тень, но руки человека начали дрожать, и чем больше они трясутся, тем скорее его хвост появится снова, если он не напьется первым.

Накануне вечером в кустах под мостом Interstate 95 он смешал пятую часть Everclear с пятью пакетами виноградного джема, снятыми в греческой закусочной. Это снизило стойкость к алкоголю с 190 до 187, которые он все еще считал сильнодействующими. Он выбрал виноград, потому что хотел сделать что-то похожее на вино. Возможно, ему это удалось — он не может вспомнить, потому что почти сразу потерял сознание. Это, по его мнению, хорошо. Стирание — это то, что ему нужно, чем больше, тем лучше.

Этого человека зовут Фиджет, но это не его настоящее имя.Он просто так его зовет. Что касается фамилий, то у него их было много. Он также не уверен в своем возрасте, хотя знает, что ему больше шестидесяти, но какое-то время это было правдой, так что, может быть, ему уже семьдесят. На нем кепка Red Sox, рваный плащ, который когда-то был бежевым, брюки неопределенного темного цвета и грязные кроссовки. Вместо шнурков он использует шпагат. Его седые волосы в настоящее время короткие, и если бы его кепку сняли, мы бы увидели, что у него рваный вид. Девушка под мостом разрезала его в обмен на три сигареты.А Фиджет настолько худ, что кажется, будто его тело исчезает под плащом, как если бы пальто было накинуто на парковочный счетчик. Его длинное лицо посерело, небрито и несколько не в духе после долгих лет насильственных приспособлений. Например, середина его носа изгибается влево, что-то вроде вопросительного знака. Его глаза напоминают глаза мопса: темно-коричневые и выпуклые. Это не уродливое лицо, хотя оно нашло много применения.

А вот хвост — это проблема. Невозможно спрятать хвост длиной в пять футов, который не будет обернут вокруг его талии.Он любит вертеться, как хвост рассерженного кота. Фиджет хотел бы, чтобы он мог философски встретить эти неудачи судьбы, но с возрастом его терпение уменьшается. Несколько лет назад у него были лапы вместо рук, а однажды у него были копыта лошади-паломино, которые были шумными. Итак, крысиный хвост — это шаг вперед, пока люди его не видят. Фиджет считает, что если бы ему просто капали спирт, как когда-то делали капельницу с морфием, его бы не мучили иллюзорные придатки.

Он был на тротуаре у музыкального магазина, когда произошел несчастный случай, и, хотя он потрясен смертью этого человека — разрывами на части и общим ужасом — он также ищет возможности, как он всегда ищет возможности.Сегодня утром он думает, что нашел его. Он уверен, что видел что-то, что можно превратить в деньги, может быть, много денег, если он будет терпеливым.

Сейчас он сосредотачивается на том, как он будет тратить свои деньги, и эти фантазии доставляют ему живое удовольствие. Он попрощается со сном под мостом. Он снимет однокомнатную квартиру с электрокамином и креслом, где сможет посидеть по вечерам и покурить хорошую сигару. Это радостный образ; она также кажется ему достаточно скромной, настолько скромной, что он уверен в ее выполнении.Но что касается терпения, Фиджет не знает терпения, если только это не бесконечное терпение, называемое забыванием.

Непоседа переехал на улицу ближе к месту аварии, к месту, которое, как он считает, свободно от остатков мяса мертвого парня. На нем нет носков, а в кроссовках дырявые. Ему ни в коем случае не нужны кусочки мертвого парня, приклеенные к его ступням. Городской детектив разговаривает с водителем грузовика, когда они стоят у открытой двери кабины. Фиджет хочет знать, о чем они говорят.Ключи в замке зажигания, из кабины доносится ровный динг-динг-динг . Телевизионный грузовик подъехал по Бэнк-стрит к другой стороне самосвала, и оператор снимает ноги мертвого парня: один с ботинком, другой — нет. Ни в коем случае этот кадр не попадет в вечерние новости.

Непоседа делает шаг ближе, затем поворачивается спиной, чтобы указать на отсутствие интереса. По тротуару к нему идут десять пожарных, которые тянут очень длинный шланг. Они крячат, спотыкаются и давят, словно тянут за хобот слона в натуральную величину.Защищенный пожарными, Непоседа делает еще один шаг к сыщику. У него были дела с этим человеком, имя которого он не может вспомнить, и он знает, что чем больше он злится, тем тише он говорит. На данный момент детектив не повышает голос выше шепота. Что касается водителя, он что-то говорит о тормозах или о том, как его нога поскользнулась. Он держит руки перед собой ладонями наружу; капля пота свисает с кончика его носа. Это парень средних лет с большим животом и круглым, как покерная фишка, лицом.

Трое полицейских в форме направляются к грузовику, отгоняя зевак с места происшествия. Фиджет знает этих копов по множеству угроз и пощечин, которые он получал в прошлом. Никому он не может позвонить друзьям, но он хотел бы услышать что-нибудь полезное, прежде чем кричать на него. Он перешагивает через пожарный шланг к стене пустующего мебельного магазина напротив музыкального магазина и стоит тихо, за исключением того, что изредка хлопает хвостом. Он снова начал свои змеиные жесты.

Непоседа увидел, как грузовик выехал из переулка, и крикнул: «Эй!» или «Осторожно!» — он не может вспомнить, что именно, — но ничего не было слышно из-за шума грузовика и приближающегося мотоцикла.Затем, через секунду, было уже слишком поздно. Он едва успел нырнуть в нишу музыкального магазина и присесть, закинув руки над головой. Разрушение Харлея, грузовик, врезавшийся в BMW у обочины и столкнувший его на тротуар, разбитие витрины музыкального магазина привело к серьезным разрушениям, и если бы не BMW, грузовик сломался бы. через окно, чтобы раздавить блестящие трубы и тромбоны.

Теперь ближайший коп кричит на него: «Убирайся отсюда, придурок.Вы какой-то извращенец?

Непоседа возвращается на Бэнк-стрит. Он ни в коем случае не хочет, чтобы его ударили дубинкой. Его хвост взмахивает вперед и назад. Он шлепает его, чтобы заставить его замолчать, но это его только возбуждает. За эти годы он испытал много унижений. Хвост как раз самый свежий. Но Фиджет не может позволить этому отвлекать его от будущей прибыли.

—

Детектив Бенни Викстрём смотрит на живот водителя грузовика, который свисает с его кожаного ремня, как снежная плита, изгибающаяся над краем зимней крыши, хотя именно эта плита прикрыта синей рабочей рубашкой.Викстрём пытается угадать, сколько галлонов пива за сколько лет произвело такой кишечник.

«Я до сих пор не понимаю, почему вы не смогли нажать на тормоз».

Водитель Леон Паппалардо переминается с ноги на ногу. «Я попробовал, я ударил ногой, но нажал только на газ. Я уже сказал вам, что никогда раньше не водил этот грузовик. Педали разные, я имею в виду, что расстояние между ними вроде бы уже. Потом газ застрял, и, прежде чем я смог это исправить, я попал в Бимер ».

«А парень на байке?»

«Как я уже сказал, он столкнулся со мной.Мне это плохо ».

Викстрём переводит взгляд с живота мужчины на его лицо и решает, что он не выглядит так, как будто ему плохо. Он выглядит напуганным. Викстрём часто видел этот взгляд: притвориться спокойным и уверенным, а страх течет с лица парня, как вода из сложенных ладоней. А окрашенные в черный цвет волосы Паппалардо наводят на мысль о тщеславии, которое, по мнению Викстрема, неудобно сочетается с животом. Это может даже предполагать некие амбиции.

Имя Бенни Викстрёма шведское, что никого не должно удивлять.Ему нравится его имя, хотя он устал от того, что люди спрашивают: «Что, сказать, это снова было?» И когда он произносит это слово по буквам, он добавляет: «С умлаутом», что вызывает больше вопросов. Он родился и вырос в Нью-Лондоне, но его родители приехали из Мальмё пятьдесят лет назад. Вскоре после этого его отец, Акке Викстрём, устроился на работу в Electric Boat.

Викстрём сорок пять, тонкий, несколько дюймов больше шести футов, с одним из тех длинных угловатых лиц, которые кажутся вырезанными из гранита. Его высокие скулы имеют альпийский вид; его глаза ярко-голубые.Его редеющие светлые волосы седеют и коротко подстрижены с челкой спереди. Он был полицейским из Нью-Лондона пятнадцать лет и детективом пять лет. По его мнению, к настоящему времени он должен стать детективом-сержантом, но женщины облажались с конкурентами. По большей части он не жалуется. Это все о равных возможностях. Даже начальник полиции женщина, если громко кричать.

«Я до сих пор не понимаю, почему вы не смогли нажать на тормоз».

Леон Паппалардо трясет головой, как у куклы-болвана, и он прищуривается, глядя на Викстрема.«Ты что, черт возьми, слушаешь? Я уже…

Викстрём протягивает руку и постукивает по пивному животику костяшкой пальцев, а не легким постукиванием. Он на полфута выше водителя и ткацкий станок. «Что я сказал? Вы будете милы, я буду милой. Разве я не говорил этого раньше? Но мне не обязательно быть милым. Вообще-то я не очень хороший человек, по крайней мере, так говорит жена. Обычно я злой ».

Викстрём не был на работе сегодня утром, но кто-то позвонил и заболел. Не то чтобы Викстрём думал, что этот парень болен. В такой чудесный день он, скорее всего, пошел прогуляться по пляжу, как хотел Викстрём, вместо того, чтобы потерять форму из-за парня на мотоцикле.Нет, это неправильно, не самим парнем, а множеством мелких деталей парня. Их конфетти-вид вызывает у него тошноту.

Серый пиджак Викстрема гладит Паппалардо живот. «Вы имеете в виду, что вы были взволнованы и просто не могли отличить тормоз от газа? Что это за дерьмо? »

Паппалардо снова кивает. Его окрашенные черные волосы собраны в хвост, который развевается взад и вперед.

«У меня большие ступни, вы только посмотрите на эти ступни». Мужчины смотрят на ноги, одетые в старые рабочие ботинки, с блестящими краями стальных пальцев ног, прорвавшимися сквозь кожу.«Видите ли вы много таких? Ебаного размера четырнадцать. Мне повезло, что я их в такси.

«Так ты убил этого парня, потому что у тебя большие ноги?»

«Ни за что. Он летел как ракета. В этом, как бы, обе наши ошибки.

«Возможно, вы разговаривали по телефону и не обращали внимания».

«Я потерял телефон. Я имею в виду, что это где-то в моем доме. Я всегда теряю это ».

Леон Паппалардо трезв, Викстрём это может сказать. Он ровесник Викстрема, и он нервничает. Но у него есть право нервничать; Может, это не виноватая нервозность, может быть, Я облажался, нервничает.Это главное — для Викстрема нет явной причины отступать и намеренно ударить байкера, что не означает, что этого не произошло.

Пожарные стоят поблизости, держась за сухой трос, и к настоящему времени полиция вытолкнула зевак на тридцать футов вверх по Бэнк-стрит. Викстрём знает некоторых, таких как Непоседа, сапожник и черный гей, который управляет художественной галереей — как его зовут?

Морис , и кому не нравится, когда Викстрём называет его Мо … пауза … Риз , что не является черным, как думает парень, но восходит к старой рекламе сигарет: «Позвоните Филиппу Мо. —Пауза— Риз ! »

Викстрём видит, как его напарник, Мэнни Стритер, разговаривает с мужчиной дальше по тротуару, чтобы получить другую версию истории.Викстрём уже дал водителю грузовика штраф за безрассудное вождение, приведшее к аварии, что является большим штрафом и может стоить ему работы, но Викстрём хотел бы дать ему что-то большее, хотя бы потому, что парень был убит, хотя «арендная плата» на части »было более точным. Что касается большого бизнеса, это чушь собачья.

Викстрём гладит Паппалардо по животу. «Вы человек Budweiser?»

Паппалардо удивленно смотрит вверх. «Иногда. В основном это Насти-гансетт, новый Насти-гансетт.»

» Вы из Род-Айленда? » Наррагансет — это пиво из Род-Айленда.

Водитель снова выглядит удивленным. «Брюстер. Это на побережье, первый город после Чарльзтауна. Я живу в Брюстере ».

«Я знаю Брюстера», — говорит Викстрём. «У меня там друзья».

«В основном это тихое место, — говорит Паппалардо. «Если тебе нравится тишина».

TWO

Мини-купер Коннора Рапозо остается в ловушке. Этого не получится, пока не переедет много других машин.Он держит мотоциклетную кепку убитого и стоит на тротуаре возле сапожной, стараясь не рассердиться. На кого он будет злиться, на мертвого парня на Харлее, Марко Сантуццу? У Коннора есть работа, деньги, которые нужно вытащить из чужих карманов, нравится это или нет, и он не заработает ни цента, стоя на Бэнк-стрит.

В нескольких футах слева от него улица перекрыта желтой полицейской лентой, а с другой стороны самосвала — красный насос, крюк и лестница, а также белый тележку с тележкой.Разбитый топливный бак Harley распространил бензин по участку улицы, и предполагается, что насос опрыскивает тротуар, но есть этическая проблема, говорит начальник пожарной охраны. Поскольку около двадцати фунтов обломков мертвого парня застряли на улице, вымыть его означает отправить десять процентов его тела в канализацию. Итак, начальник пожарной охраны пытается спросить разрешения, но не знает, у кого спросить: может быть, мэра, может быть, священника. На самом деле он не столько ищет разрешения, сколько ищет кого-нибудь, кто разделит вину.Но этому кому-то лучше поскорее появиться, потому что весь этот ускоритель — это катастрофа, ожидающая своего часа.

Коннор уже поговорил с двумя детективами о том, что он видел, и это было не что иное, как вспышка проезжающего мимо Харлея. Одним из них был Бенни Викстрём, другим — его партнер Мэнни Стритер. Около двадцати человек стоят возле Коннора, еще тридцать на улице и на противоположном тротуаре. Половина — водители заблокированных машин, остальные — зеваки. В данный момент Коннор смотрит на старого бомжа в кепке Red Sox, который бьет что-то позади него, хотя Коннор ничего не видит позади себя.Прихлопывание носит скрытный и злобный характер, и, что кажется особенно странным, старик продолжает смотреть в сторону Коннора, хотя Коннор уверен, что никогда раньше его не видел.

Специалисты-криминалисты приподнимают пинцетом маленькие неопознанные биты и помещают их в пластиковые пакеты. Две съемочные группы телевидения берут интервью у прохожих. Печатные журналисты сжимают блокноты, а одна молодая репортерша ведет фотографа. Когда телезрители спросили Коннора, что он видел, он ответил, что ничего не видел и пришел только чтобы забрать обувь.

Скорая помощь стоит по другую сторону ленты, ожидая, пока им скажут, что делать, а не то, что носилки помогут. Лучше бы швабра и лопата. Коннор поражен тем, как он привык к ужасу, но «Харлей» спрятан за полицейскими и криминалистами, и он почти может представить, что тело исчезло. Тот факт, что улица испещрен кровью, тканями и частями тела, ужасен, но с такого расстояния это интеллектуальное понимание.

Лица многих людей остаются искаженными отвращением, ужасом и пристальным интересом.У некоторых прищуриваются полузакрытые глаза, как будто сцена слишком яркая; у некоторых глаза пугают, как будто они не могут насытиться; некоторые снимают видео на свои смартфоны. К полудню они будут на YouTube, и весь мир их увидит.

Коннор царапает пятно, небольшую шишку на передней части своей кожаной куртки, которая, как он подозревает, могла быть каплей крови. Это кажется маловероятным, потому что он находился в сапожной мастерской, когда произошла авария, хотя он выбрался наружу так быстро, как только мог. Может быть, сила аварии подбросила куски мотоциклиста высоко в воздух, где они на мгновение зависли, а затем рухнули вниз.Собрав немного больше, он понимает, что это немного овсянки после завтрака, и смеется.

«Я рад, что кто-то думает, что это смешно», — говорит мужчина чуть позади него. «Я просто хочу убраться отсюда».

Коннор поворачивается и видит блестящие черные волосы, зачесанные назад со лба — помпадур, отдаленно напоминающий волосы Элвиса. Хозяин помпадура ниже Коннора, а волосы, увеличивающие его рост на несколько дюймов, находятся на уровне глаз. Коннор понимает, что знает этого человека, но сохраняет непонимание, пока не убедится, что этот парень не связан с работой, поэтому он и его друзья уехали из Сан-Диего в первую очередь.

Коннор объясняет свое замешательство тем, что то, что он считал ложкой крови, оказалось ложкой овсянки. Он снова смеется, но больше всего хочет знать, где он видел этого парня. Он уверен, что этого не было на Западном побережье, и не было в последнее время. На самом деле, это волосы, которые он вспоминает, а затем постепенно он вспоминает все остальное: черные гусеничные брови, плоский лопатообразный нос, тонкие губы, квадратный подбородок и беспокойное движение плеч, как будто он готовился кого-то ударить.

Мужчина носит черную рубашку с расстегнутой верхней пуговицей, на которой видны золотые цепочки.У него коричневый пиджак, перекинутый через руку, и он держит ее, демонстрируя золотые часы Rolex. «На куртке около двадцати пятен, крови и прочего дерьма. Я могу его почистить, но мне не понравится память ».

Коннор видит пятна крови на лацканах лацканов и обращает внимание на часы Rolex. «Вы, должно быть, стояли рядом».

«Достаточно близко».

«Ваша машина здесь застряла?»

«Да черт возьми». Мужчина указывает. «Это мусор перед игрушечной машинкой».

Коннор делает паузу, затем говорит: «Это моя игрушечная машинка.

«Ага, ну я не хотел оскорблять твои колеса. Без обид.»

«Ничего не снято. Похоже, твоей машиной много пользовались. У Chevy Caprice должна быть сломанная система подвески: каждый из четырех его углов находится на разной высоте.

«У моей машины большие размеры. Это полицейский пакет. Полный силы ».

«У него должны быть свои преимущества».

«Да, никто не собирается его украсть, но сейчас батарея разряжена. Он быстро истощается, если сидит. Я не думала, что буду здесь так долго.Это кепка парня?

Коннор надевает кепку. «Просто сувенир. Он очень хорошо подходит «.

«Фуражка мертвеца. Я видел, как он проходил. Это невезение. Мужчина гладит волосы на случай, если пряди окажутся неуместными. Мерцают несколько колец из золотых самородков.

Коннор смеется. «Я рискну. Вы знали этого парня? У мужчины нет и следа новоанглийского акцента. Во всяком случае, это звучит как Средний Запад, сжимая слова вместе и давая «мертвым» два слога.

«Нет, но я узнал байк.Толстый Боб ».

«Это его имя?»

«Это то, что они называют байком, это модель».

Тот факт, что у мотоцикла есть название, снова делает его реальным. Как будто убивают двух человек. «Вы видели аварию?» — спрашивает Коннор.

Приближается еще один поезд, и его гудок заставляет их на несколько секунд молчать. Затем мужчина говорит: «Я искал в музыкальном магазине. Моему ребенку нужен тромбон, чтобы он мог маршировать в школьном оркестре. Вы знаете, какие дети. Так что я спиной был к улице. Я повернулся, когда грузовик выехал из переулка и байкер нажал на тормоз.

«Должно быть, это было ужасно».

«Да, можно так сказать».

Во время этого разговора Коннор пытается найти человека. Это расширяющийся вопрос, от которого он не может отказаться. В течение прошлого года у Коннора были черные усы, которые он оставил, чтобы доставить удовольствие своей девушке. Когда они расстались перед отъездом из Сан-Диего, Коннор сбрил это. Однако он привык гладить их указательным и большим пальцами, и, хотя Коннор потерял усы, он сохранил жест. Он делает это сейчас.Это жест, сопровождающий мысль.

«Вы когда-нибудь были в Детройте? Ты мне напоминаешь одного парня.

«Как его зовут?»

«Я никогда не знал. Это был парень, которого я видел в казино. Может, он родственник. Но Коннор знает, что, хотя у родственника может быть рост, брови и нос этого человека, у него не будет помпадура.

«Я не знаю ни одной семьи в Детройте. Я из Сент-Луиса.

«Никогда там не был. Я из Миннеаполиса, — говорит Коннор, который на самом деле был из Кливленда.Он протягивает руку. «Зовут Коннор Рапосо».

Рукопожатие мужчины почти болезненное. «Я Сэл Николетти. Вы итальянец?

«Свинина и сыр».

Брови гусеницы приподняты на полдюйма. «Чего-чего?»

«Мой отец был португальцем. Он любил называть это «свинина с сыром».

«Веселый парень».

«Да, иногда».

Коннор уверен, что раньше он не слышал имени Сала Николетти, но он также почти уверен, что видел этого человека в детройтском казино, вероятно, в MGM Grand, где Коннор проработал год.«Раньше у меня был Харлей, маленький. У меня было несколько близких звонков, и я почувствовал себя неловко. Так что я продал его ».

Коннор продолжает говорить, непринужденно и спокойно, как мужчины, ожидающие чего-то еще: ремонта машины, игры в мяч. Из офиса Сала открывается вид на реку, что хорошо, но также примерно в двадцати ярдах от железнодорожных путей, что плохо. «Гребаный гудок поезда сбил меня со стула в первый раз». Но разум Коннора продолжает работать в поисках более ясного воспоминания.Сэлу около тридцати пяти, он носит джинсы, черную рубашку и сапоги из натуральной кожи угря, что увеличивает его рост на несколько дюймов. Все, что Коннор может вспомнить о человеке, которого он пытается вспомнить, — это что-то не так с ним, что-то разрушительное.

—

Ни в коем случае это не было случайностью. Ты издеваешься надо мной? Конечно, это случайность. Детектив Мэнни Стритер разговаривает со своим партнером Бенни Викстрёмом рядом с самосвалом. «Где ваши доказательства?» Мэнни коренастый парень и ходит как кирпич на ногах.Его подбородок, рот и нос, даже брови и уши кажутся слишком большими, и он бреет голову, чтобы скрыть выпадение волос, лысый по собственному желанию, а не «оттрахан непостоянным перстом судьбы», как он сказал больше чем однажды. Он одет в синий костюм, а на пиджаке открыта серебряная пряжка ремня размером с кулак с копией картины Джеймса Эрла Фрейзера End of the Trail , на которой изображен умирающий индеец с копьем на скелетном шатающемся пони. . Он настолько характерен, что большинство людей замечают пряжку ремня раньше, чем замечают Мэнни.

«У меня нет никаких доказательств, — говорит Викстрём, — но мы продолжим поиски». Теперь он носит куртку через плечо из-за жары. Они были на месте происшествия два часа, а сейчас уже после полудня. Поговорив с некоторыми людьми и подобрали ту информацию, которую они смогли найти, они готовы к обеду. Но информации немного. Грузовик выехал из переулка, и в него врезался мотоциклист. Похоже, что покойного звали Роберт Росси, это имя получает Викстрём, когда набирает номерной знак.Но кошелек жертвы пропал, и это беспокоит сыщиков. Кошелек был прикреплен цепочкой к петле на поясе байкера, и от него осталась лишь небольшая часть цепочки. Предположительно, цепь порвалась, и кошелек куда-то вылетел. Прямо как голова. Они приказали нескольким полицейским искать его.

«Так что, допустим, это было спланировано», — говорит Мэнни. «Каков мотив? Почему он промчался по этой улице, а не по другой? А водитель — как его зовут, Поппалоппа? — ты думаешь, у него хватит мозгов спланировать это? Нет уж, Хосе.»

« Лардо ».

«Скажи еще раз?»

«Паппалардо».

«Неважно».

Викстрём, задумавшись над обедом, прислоняется к грузовику. Как только он становится поудобнее, его лицо меняется; его поразило воспоминание. Он быстро поворачивается и спрашивает: «Неужели я весь в этом мертвом парне?»

Мэнни осматривает заднюю часть белой рубашки Викстрема. «Ну, может быть, здесь и там. Некоторые красные пятна, некоторые сероватые. Но они неплохо выглядят. Я имею в виду, они не похожи на части мертвого парня.Мэнни сохраняет невозмутимое лицо таким образом, что Викстрём может видеть, что Мэнни пытается сохранить невозмутимость.

«Что, черт возьми, это значит?» Викстрём поворачивает шею, пытаясь увидеть заднюю часть рубашки. Ему кажется, что он видит подозрительное пятно, которого раньше не было. «Ты мог что-то сказать, когда увидел, как я откидываюсь назад».

«Я думал, ты знаешь».

«Вы думали, что я нарочно оперся на мертвого парня?»

«Я подумал, вы уже проверили грузовик, понимаете, о чем я?»

«Нет, — говорит Викстрём, — не знаю.

Мы должны сделать шаг назад и взглянуть на этот обмен, потому что он лежит в основе их отношений. Мэнни пытается свести Викстрема с ума, Викстрём старается не обращать на это внимания. У них было много таких обменов, которые заканчивались тем, что Викстрём чувствовал себя немного приниженным. Викстрём уверен, что Мэнни делает это специально, но он не уверен полностью, , и, конечно же, Мэнни это отрицает. Для Викстрема такие разговоры добавляют ненужного напряжения и недоверия; для Мэнни они добавляют моменты радости.

Викстрём и Стритер работали вместе десять месяцев, но никогда не были близки.Викстрём считает, что Мэнни слишком конкурентоспособен, то есть слишком амбициозен, в то время как Мэнни считает, что Викстрём слишком распутный или глупый, он не может вспомнить, что именно, но это означает, что Викстрём следует своей интуиции, в то время как Мэнни любит все, что написано на бумаге. Так было в начале; потом стало еще хуже.

Викстрём хочет снять рубашку, чтобы увидеть пятна. Вместо этого он изгибает свои черты лица, придавая ему вид равнодушия. Он почти уверен, что Мэнни сделал свое дело, не предупредив его намеренно, и уверен, что Мэнни знает, что он знает, что является амбициями Мэнни.

«Я не говорю, что авария была спланирована, — говорит Викстрём, как будто ничего не произошло, — но я также не говорю, что не был спланирован заранее. Водитель говорил неправду или всю правду, и я хотел бы больше времени копаться ».

«Как он узнал о приближении Толстого Боба? Как он рассчитал время? »

Викстрём пожимает плечами. Мэнни ненавидит, когда Викстрём говорит: «». У меня просто забавное предчувствие по поводу этого, «», поэтому он говорит: «У меня такое странное чувство по поводу этого.

Они идут обратно по Бэнк-стрит туда, где освобождают застрявшие машины. Викстрём украдкой вытирает рубашку сзади, а затем осматривает свою руку. Ничего такого. Двое ментов направляют трафик. Машины гудят. Вскоре грузовик отбуксируют в гараж, где проверят тормоза, акселератор и сцепление. Но прямо сейчас криминалисты все еще собирают обрывки Роберта Росси, и технически, как говорит Викстрём, грузовик должен быть отправлен в морг вместе с хорошим куском тротуара. Мэнни не смеется; за пределами дома он ограничивает свой юмор иронией, сарказмом и насмешками.Оба мужчины думали о переводе в другое отделение, но каждый хочет остаться в Детективном бюро, поэтому каждый ждет, пока другой сделает первый шаг.

Впереди они видят, как Фиджет собирает мелочь у людей, чьи машины все еще застряли. Непоседа шлепает что-то позади себя на уровне копчика.

«Держу пари, у него блохи», — говорит Мэнни, который не хочет подходить слишком близко.

«Эй, Непоседа, — кричит Викстрём, — подожди. Я хочу поговорить с тобой.»

Не поворачивая головы, Фиджет спешит вперед, но его колени дрожат, и из-за того, что они неподвижны, он выглядит так, будто ходит на ходулях.

Викстрём догоняет его и кладет руку ему на плечо. «Глохнет?»

«Боже, детектив, сейчас самое подходящее время для выбора. Если я не получу этих людей сейчас, они уйдут ».

Викстрём пожимает Фиджет руку. «Что вы увидели, когда мотоцикл врезался в грузовик?»

«Велосипед?»

«Мотоцикл, — говорит Мэнни, — мотоцикл!»

«Да, я видел, как Харлей врезался в грузовик. Вы об этом говорите? Это было ужасно. У меня кровь на пальто ».

Викстрём и Мэнни смотрят на многослойные серые слои, которые покрывают некогда бежевый плащ с эффектом импасто.Никаких пятен крови не видно, но это не значит, что они не являются частью каши.

«Я имею в виду, вы видели что-нибудь, о чем следует нам рассказать?» — спрашивает Викстрём.

Фиджет хлопает рукой за спину, чтобы успокоить его хвост, который качается взад и вперед, как двадцатифутовый кнут. Он знает, что говорит Викстрём, но он также знает, что если у него есть шанс превратить это событие в деньги, он должен молчать. «Что сказать? Я видел, как «Харлей» врезался в самосвал, и байкер упал. Что еще сказать? »

THREE

Подъездная дорога из гравия к Hannaquit Breachway стала жертвой нескольких месяцев плохой погоды и напоминает, по мнению Коннора, длинную форму для равиоли с вмятинами с обеих сторон.Половина из них заполнена водой, и Коннор кружит вокруг них на своем мини-купере, направляясь к пляжу. Иногда его бросают на ремень безопасности; в других случаях он подпрыгивал и ударялся о крышу. В качестве защиты он носит черную мотоциклетную кепку от аварии. Это немного помогает.

На гребне над водой белая старая модель Winnebago Journey была втянута в парковочное место на территории кемпинга, зарезервированное для автономных домов на колесах. Палаточный лагерь, конечно, закрыт на сезон, но Коннору сказали, что был заключен ряд сделок, утверждена правда о различных фальсификациях и соблюдены фиктивные правила, все из которых позволяли им парковаться незаконно. .Когда он усомнился в этом, ему сообщили, что побережье Род-Айленда полно собратьев-португальцев и что близкие соратники уладили дела. В любом случае, детали вряд ли имеют значение, потому что теперь, когда позади него находится соляной пруд, а впереди — океан, 39-метровый виннебаго с двумя открытыми горками — единственное средство передвижения в резиденции, что нравится друзьям Коннора.

Сейчас четыре тридцать, а Коннор еще не ел. Остановка на Бэнк-стрит расстроила многие планы. Тем не менее он арендовал почтовый ящик в Нью-Лондоне, получил срочный заказ от типографии, сделал различные покупки и приобрел несколько телефонных справочников.

Было бы неправильно сказать, что сознание Коннора остается туманным после аварии, произошедшей тем утром, но он страдает своего рода двоением в глазах, когда многократно проецируется кровавое изображение байкера, разобранного и прижатого к боку грузовика. на сцене вокруг него: голубое небо, песок и высокие сосны, ветерок колышет поверхность соляного пруда, океан простирается до горизонта. Итак, Коннор существует в состоянии содрогания, сжимая руками руль.

Он паркуется за Winnebago рядом с арендованным серым Ford Focus.Виннебаго находится в конце прохода, а слева есть около двадцати пустых мест для жилых автофургонов. Дальше на сваях ряд дач. Коннор делает паузу, чтобы полюбоваться снежной цаплей, изображающей куст на краю пруда; затем он собирает свои слипоны Bruno Magli с переднего сиденья и забирает свои свертки со спины. Телефонные книги он получит позже. С полными руками он пробирается по краю Виннебаго к входной двери, которая открыта. Сейчас отлив, и море делает немного больше, чем плещется.Чайки ищут закуски вдоль ватерлинии. Откуда-то доносится ритмичный тук-тук-писк , снова и снова.

На шезлонге у двери сидит мужчина или мальчик в объемной черной толстовке, спиной к Коннору. Он невысокого роста, а его соломенные волосы в основном волнистые. Наклонившись вперед, он сосредотачивается на желтом блокноте, лежащем у него на коленях.

Многие задают вопрос, мужчина он или мальчик. Его щеки розовые, на лице нет никаких признаков растительности.Если бы мы прикоснулись к ним, мы были бы поражены гладкостью его кожи, а если бы он встал, мы бы увидели, что он пяти футов ростом. Но он не кажется таким недоделанным, как если бы он ждал еще двух или трех всплесков роста, которые доведут его до конца. Он также не кажется коротышкой, когда идет, потому что его походка целенаправленная, а спина прямая. Он будет выглядеть по-деловому даже в небрежной прогулке по пляжу. Как мы можем подозревать, он копирует это у Коннора, которым восхищается, точно так же, как Коннор скопировал это у своего брата Васко, но мальчик или молодой человек преувеличивает походку до такой степени, что в движении он кажется роботом.

Наблюдая за ним, мы могли бы подумать, что ему от тринадцати до тридцати. Его голова длинная и по форме напоминает буханку хлеба, с высоким лбом, обрывком носа и круглым подбородком. Наряду со свитшотом он носит джинсы и черные сапоги с острым носком. Ах да, у него чистые и аккуратно подстриженные ногти. Об этом не нужно говорить, но, как считает Коннор, это результат навязчивого поведения. Парень часами поддерживает их в идеальном состоянии, подпиливает и красит прозрачным лаком для ногтей. Другое дело: его левый глаз синий, а другой зеленый, и временами кажется, что он смотрит на вас синим, а временами другим; и синий глаз показывает его чувства как одни, а зеленый показывает, что они другие, но они никогда не показывают то же самое вместе.

В общем, мужчина или мальчик — загадочный парень, и Коннор, который знал его месяц, не понял его, то есть он никогда не знает, о чем думает, если думает вообще. Все, что может сказать Коннор, это то, что он почти уверен, что у него синдром Аспергера или что-то в этом роде; с другой стороны, он может быть просто странным. Что касается его имени, или настоящего имени, Коннор не знает его, хотя он и пара внутри Виннебаго зовут его Вон, потому что в его голосе такой же плавный бархатный баритон, что и у покойного певца Вона Монро; и всякий раз, когда Вон говорит, Коннор испытывает слабое возбуждение, такое же, как и много лет назад, когда впервые услышал, как Вон Монро поет «Всадников в небе», одну из любимых песен дедушки Коннора.Но Вон, или как его там зовут, никогда не слышал о Воне Монро. По крайней мере, он так говорит.

У Вона есть еще один талант: числа для него такие же, как цвета для Ван Гога. Он гений математики, что для наших целей означает, что он гений компьютеров и обладает огромными хакерскими навыками. Возможно, ему не удастся проникнуть в компьютеры Пентагона или компьютеры этих надоедливых русских, но компьютеры средних предприятий или организаций не представляют проблемы. Он Подглядывание двадцать первого века.Не так давно он подглядывал, а не ради материального вознаграждения. Но все изменилось.

В данный момент Вон рисует квадраты на желтом листе линованной бумаги. Они бывают трех форм и имеют такую ​​точность, как если бы они измерялись линейкой. Большие квадраты образуют три в верхней части листа и шесть внизу. Затем по три средних квадрата находятся в каждом из больших квадратов и по три маленьких квадрата в каждом из средних квадратов. Но это только сегодняшние квадраты. В чемодане у него много других листов бумаги с квадратами разных размеров и конфигураций.Когда его спрашивают, для чего они нужны, Вон объясняет, что они представляют его мысли.

Когда Коннор подходит, он спрашивает: «Где Диди?»

Вон поворачивается и смотрит в сторону Коннора, но не смотрит на самого Коннора; вместо этого его голубые и зеленые глаза смотрят на что-то за плечом Коннора. Даже через месяц Коннор находит это тревожным, но он больше не поворачивается, чтобы увидеть, кто стоит за ним, хотя у него может появиться покалывание в затылке. Кроме того, если с тех пор, как они в последний раз были вместе, прошел час или больше, Вон будет вести себя так, как будто никогда раньше не видел Коннора.Он делает это сейчас, когда Коннор поправляет отсутствующие усы, которые он сбрил, когда расстался со своей девушкой. Проходит момент, когда Коннор и Вон остаются вялыми. Затем Вон кивает на дверь Виннебаго.

Снова Коннор слышит тук-тук-писк, тук-тук-писк . «Эрта?»

Но Вон сосредотачивается на черной мотоциклетной кепке на затылке Коннора. «Что это такое?»

Коннор снимает его и переворачивает в руках. Красная атласная подкладка мерцает на солнце.«Кепку, которую я купил в Нью-Лондоне».

«Можно мне?»

«Зачем мне отдавать это вам?»

«У меня день рождения».

«Так ли это? Сколько тебе лет?»

Вон продолжает слегка смотреть через плечо Коннора, и этот взгляд кажется таким же пристальным, как взгляд змеи, гипнотизирующей птицу.

Коннор не может придумать причину, чтобы не отдать Вону кепку, поэтому бросает ее ему. «С днем ​​рождения.»

Шумы изнутри — тук-тук-писк — продолжаются.

Вон держит шапку к солнцу. «Кто? . . Мар-Ко-Сан-Туз-За? »

«Предыдущий собственник. Он ему больше не нужен ». На самом деле, думает Коннор, у него нет головы, чтобы его надеть.

«На нем пятна крови».

Коннор раньше их не видел, но теперь, наклонившись, он видит несколько темных пятен на краю поля. Вон облизывает палец, трет место и поднимает палец с красным румянцем на кончике.

«Хотите вернуть?» — спрашивает его Коннор.

Вон надевает шапку.Оно слишком велико для него и немного покачивается, прежде чем коснуться его веснушчатых ушей. «Я люблю кровь». Он кивает Коннору и хлопает ладонью по сердцу. «Я внутренне благодарен».

Коннор открывает рот, чтобы что-то сказать, но затем передумывает сказать: «У меня есть телефонные книги на заднем сиденье машины. Принеси их, ладно? Затем он взбирается по ступенькам виннебаго и кричит: «Хорошо, режь ракетку! Я дома!» Он пересекает пол к столовой и высыпает сумку сотовых телефонов на поверхность стола из пластика Formica рядом с тремя портативными компьютерами и принтером.Из других сумок он берет коробки с конвертами, бланками заказов, квитанциями и бланками. Фургону уже десять лет, а интерьер обшарпанный. Кленовый шпон отслаивается от шкафов и обшивки. Покрытие дивана, любовного сиденья и подушек столовой — это не совсем белая пластифицированная ткань с серым рисунком в стиле барокко, который, по мнению Коннора, напоминает пауков и паутину и предназначен для маскировки пятен, разливов, пятен: еженедельного переполнения . Коричневый линолеум напоминает плитку, и он также обладает камуфляжными свойствами, поэтому он может обходиться неделями без чистки, а интерьер Winnebago может показаться презентабельным.Пропановый бак заботится о плите и горячей воде.

Коннор спит на диване, который раскладывается в двуспальную кровать с очень тонким матрасом. Вон спит на диване. У остальных, которых зовут Диди и Эрта, есть двуспальная кровать в задней спальне. В гостиной пахнет жиром и сильнее пахнет плесенью. Из ванной доносится неприятный запах, который Коннор не может определить. Возможно, в металлическом лабиринте шасси виннебаго попала белка и погибла.

Дверь спальни распахивается, и появляется Диди. Он дядя Коннора, или он так говорит, потому что два месяца назад Коннор не знал, что у него есть дядя по имени Диди, что сокращенно от Диого. Во всяком случае, он мог быть двоюродным братом своего отца, поскольку его зовут Лобато, а не Рапосо. Но у отца Коннора шесть братьев, и Коннор не может уследить за ними. Возможно, Диди вообще не родственник, но Коннор сомневается в этом, потому что их бизнес — это семейный бизнес с многолетней историей, а Диди утверждает, что является португальцем.«Ты туго; Я туго, — говорит он.

Диди около пятидесяти, и, как он говорит, «в отличной форме»; он также скажет, что его густые серебристо-серые волосы «совершенно естественны». Он разделяет его пополам, создавая лебединые серебряные крылья по бокам головы. Его лицо имеет почти идеальный овал; его нос длинный и прямой. По краям ушей сзади есть маленькие ложечки, как будто что-то откусило от каждого. Диди заправляет футболку в джинсы и застегивает ширинку. Он носит самодовольное выражение мужчины, миролюбивого со своими либидозными желаниями.

«Где ты, блядь, был?» — спрашивает он без враждебности.

«В Нью-Лондоне произошла авария. Моя машина застряла ». Коннор описывает то, что произошло, когда Диди идет к холодильнику за Dos Equis.

«Ты шутишь, — продолжает Диди, — ты шутишь!» Он протягивает пиво Коннору, который качает головой. Диди отрывает крышку от бутылки, запрокидывает голову и пьет.

Эрта выходит из спальни, прерывая рассказ Коннора. Она молодая темнокожая женщина, и она голая, если не считать нижней половины красного бикини; она вертит в руке верхнюю половину.Под мышкой — свернутое полотенце. «Думаешь, здесь достаточно тепло, чтобы лежать на пляже?»

Коннор отворачивается, хотя знает, что это не имеет значения. Эрта часто ходит голая, вытирается после душа, заплетает волосы в косы или даже готовит пару яиц на плите. Вон никогда не обращает внимания, как и Диди по большей части, заставляя Коннора думать, что он слишком чувствителен и скучен. Но Эрта — «черный нокаут», и она повторяет это так же, как Диди повторяет, что он в отличной форме.Фактически, ее кожа — насыщенного цвета бронзы. Может, ей тридцать. На самом деле ее зовут не Земля; она называется так, потому что у нее мурлычет, как у Эрты Китт. Это поможет им в работе, к которой мы скоро вернемся. Ее настоящее имя — Шоу-нелл, хотя иногда она говорит, что это бразильское имя Беатрис. А иногда Диди говорит, что они дальние родственники.

Коннору трудно не смотреть на грудь Эрты, которая размером с дыню и прекрасно сбалансирована. Соски пронизаны серебряными пластинами сосков с маленькими рубинами на концах, которые мерцают на свету.Иногда Коннор думает, что его привлекают полоски сосков с рубиновыми ложками, но это маловероятно. Его интерес не эстетичен, поэтому он отворачивается. Он боится, что Эрта подумает, что он ухмыляется, и еще не представился случай, когда он может сказать, что его интересуют насадки для сосков, а не их лошади. Поскольку они вместе всего две недели, Коннор говорит себе, что скоро привыкнет к Эрте, ходящей голой, но пока этого не произошло. Диди сказала, что грудь была улучшена за счет имплантатов, и «она хорошо отскакивает».Но Коннору они кажутся достаточно реальными.

Диди ставит пустую пивную бутылку на прилавок. «Коннор видел, как парень на мотоцикле врезался в мусоровоз. Он абсолютно взорвался ».

Эрта подносит руку ко рту; ее большие карие глаза становятся больше.

«Это был самосвал, — говорит Коннор, — зеленый самосвал. Водитель выехал из переулка и бум! »

Коннор продолжает свой рассказ, когда Эрта надевает верхнюю половину своего бикини. Диди связывает это для нее. Вон вошел с телефонными книжками из машины и положил их на стол.Кажется, он не обращает внимания на историю, но Коннор знает, что всегда обращает внимание. Коннора раздражает, что банальность его слов не передает ужас сцены. «Бум!» — что, черт возьми, это значит? Он хочет преувеличивать, жестикулировать, корчить рожи, но не делает этого. Парень на Харлее врезался в борт грузовика. Это разрезало его пополам. Кусочки разлетелись по всему телу. Я должен был снять видео на свой iPhone, думает Коннор.

«У меня его кепка», — говорит Вон своим глубоким голосом Вон Монро.«Коннор подарил его мне на день рождения. На нем кровь ».

Эрта осматривает колпачок, но крови не видит. Диди спрашивает: «Неужели сегодня твой день рождения?»

Вон выглядит проницательным. «У меня особый конденсат».

Во всем молчание, остальные думают о том, чтобы что-то прокомментировать, но не отказываются. Через мгновение Эрта говорит: «Если бы ты что-то сказал раньше, я бы испекла тебе шоколадный торт».

—

Тридцать минут спустя Коннор сидит на месте над водой, где трава встречается с песком.У него есть бутерброд с ветчиной, Dos Equis, и он тренируется, не глядя на Эрту, которая лежит на желтом полотенце ближе к воде справа от него. Она ему нравится, но романтических чувств у него нет. В данный момент она растянута на спине; рубиновые кончики сосков сверкают, а ее хирургически обработанные груди поднимаются и опускаются с каждым вдохом, или, может быть, на них влияет движение приливов, может быть, луна управляет их взлетом и падением. Коннор обдумывает это, а затем отворачивается, чтобы освободиться от их плотского отвлечения, съесть свой бутерброд с ветчиной и изучить океан.

Он думает, что прямо напротив него находится Португалия, возможно, даже Лиссабон, где он дважды бывал в гостях у двоюродной бабушки в Байше, старом городе. Что ему больше всего нравится в Лиссабоне, так это то, что он позволяет ему забыть Соединенные Штаты, забыть людей и учреждения, которые чего-то от него хотят. Лиссабон — город, полный незнакомцев, что для Коннора является его главной привлекательностью. Его португальский ограничивается словами «привет», «до свидания» и «спасибо». Зачем знать больше? Это решило множество проблем и дало отдых его мозгу: город красных крыш на склонах холмов, сверкающих в утреннем свете.

Но вскоре его мысли перемещаются от Лиссабона к Салу Николетти в Нью-Лондоне, или, вернее, к таинственной фамилии Николетти. Если Коннор действительно видел его в Детройте, то почему Сал солгал о том, что не был там?

Раньше, когда их машины были освобождены, батарея Сала разряжена, как он и опасался. Он издал только щелкающий звук. Вместо того, чтобы позвонить в гараж, Сал хотел взять такси и поехать домой, где в гараже уже был заряжен еще один аккумулятор.

«Я тебя подвезу, — сказал Коннор, — если ты не против прокатиться на игрушечной машине.»

« Если есть место для разряженной батареи ».

Итак, Сал открыл капот Caprice, чтобы показать двигатель, который, казалось, был покрыт ржавчиной. Он вынул аккумулятор и вставил его в кузов Mini-Cooper. «Благодарю. Мол, ты меня не знаешь.

«Нет проблем». Когда они повернули на Бэнк-стрит мимо Firehouse Square, Коннор спросил: «Как выглядит ваш офис? Вы сказали, что он обращен к железнодорожным путям? »

«Офисный офис».

Коннор ожидал, что Сэл продолжит это еще одним замечанием по поводу вида, удобства или мест, где можно поесть, но не было ничего.Сэл закрыл глаза.

«Вы долго жили в Нью-Лондоне?» — спросил Коннор.

«Нет, недолго. У жены здесь семья.

«И вы переехали сюда из Сент-Луиса?»

«Что ты напишешь, история моей жизни?»

«Извините. Я просто разговариваю ». Он взглянул на Сала, который снова закрыл глаза. Раньше он и Сал были вовлечены в легкую беседу: комментарии об аварии, вопросы о пропавшей голове и общей неприятности из-за того, что грузовик блокировал улицу.Теперь настроение Сала изменилось.

Коннор повернул на юг на Оушен-авеню, которая шла более или менее параллельно реке: смесь скромных викторианских домов и домов начала двадцатого века; а затем, мимо железнодорожных путей, большие викторианцы с большими лужайками и большими деревьями, еще безлистные в марте, чередующиеся с кирпичными домами на ранчо пятидесятых годов. Сэл жил на Гленвуд-плейс, петле из двухуровневых домов и ранчо у Гленвуд-авеню.

Было солнечно, окна машины были опущены. Коннор слышал, как несколько бензопил прибирались после февральского шторма.На тротуаре женщина в синих шортах подтолкнула прогулочную коляску, в которой дремал белокурый ребенок. Обычно Коннор начинает разговор, особенно с незнакомцами, задавая вопросы, поэтому он продолжал двигаться вперед, несмотря на очевидное раздражение Сала.

«У вас есть дети?»

«Ага».

«Сколько?»

«Мальчики и девочки, малыши».

«Они должны занять вас».

Сал смотрел прямо перед собой. «Беда с такими разговорами, это все равно что глотать воздух.В нем нет ни содержимого, ни белка. В чем смысл?»

«Тебе не интересны люди?»

«Нет, если у них нет того, что я хочу».

«Это довольно цинично».

«Да, да, да. Вне спорта и автомобилей я не вижу цели ».

«Разговор полезен для мышц челюсти. Держит лицо аккуратным ».

Сал продолжал смотреть прямо перед собой. «Ты забавный парень», — сказал он неприятно.

Коннор рассмеялся. «Да, да, да».

Дом Сала представлял собой кирпичное ранчо с большой лужайкой без деревьев.Голубой «Крайслер Таун энд Кантри» был припаркован на подъездной дорожке рядом с маленьким красным трехколесным велосипедом с белым сиденьем. Коннор остановился позади «крайслера».

«Я бы пригласил вас войти, — сказал Сал без тени искренности, — но здесь полный беспорядок. Дети, понимаете, о чем я? »

«Хотите вернуться в центр города?»

«Нет, спасибо, это сделает жена».

Они вышли из мини, и Сал вытащил свою батарею со спины. Коннор все время думал о Детройте и различных местах, где он мог бы видеть Сэла.Робинс щебетал отрывками из песен на близлежащих безлистных кленах; их обрывки звучали как поспешные извинения виновных.

«Позвольте мне открыть дверь гаража».

«Нет, спасибо, я пойму».

Дверь с сеткой распахнулась, и на ступеньки вышла женщина. Это зрелище резко остановило Коннора. Что было наиболее очевидно после ее красоты, так это ее рост. Она была не меньше шести футов, намного выше Сала и выглядела спортивной. Возможно, она бегала или играла в теннис.Ее черные волосы спускались до плеч. На ней были белые шорты и белая футболка. Ее ноги продолжались и продолжались.

«Где Шеви?»

«В центре города разрядился аккумулятор. Я должен это изменить ». Он повернулся к Коннору. «Спасибо за гонку.»

Тон кожи женщины был темным, и Коннор предположил, что она могла быть итальянкой с юга или гречанкой. У нее были черные глаза и прямой нос. Она одарила его полуулыбкой, как будто знала его мысли. У нее был большой рот и полные чувственные губы, которые Коннор думал, что это будет некрасиво, когда она рассердится, как активированный измельчитель древесины.Но улыбка была красивой.

«Эй, Коннор, ты меня слышишь? Я сказал, что ты можешь идти. Типа, спасибо за поездку. Сал ухмыльнулся, но глаза его были каменными.

Итак, Коннор снова сел в «Мини» и выехал с подъездной дорожки задним ходом. Однако его глаза не отрывались от женщины, разговаривающей с Салом. Она снова взглянула на него, и он посмотрел в ответ. Внезапно раздался гудок; Коннор чуть не врезался в почтовый грузовик.

ЧЕТЫРЕ

Коннор, сидя над океаном, решает, что то, как он смотрел на жену Сэла, не то, как он смотрит на Эрту.Вместе с другой женщиной Коннор снял ее с желтых шлепанцев до черных волос. Это не был общий взгляд; это было поглощением. С Эртой его взгляд более сосредоточен, хотя она также красива.

Как будто его мысли призвали ее, Коннор видит Эрту, стоящую рядом с ним.

«Не возражаете, если я сяду?» Она накинула желтое полотенце на плечи, и оно остается приоткрытым. Коннор находит это более запоминающимся, чем обнаженная грудь. Он задается вопросом, что с ним не так.

«Конечно, нет».

«Становится холоднее, не правда ли?» Она скрещивает руки на полотенце.

«Завтра должен идти снег. Настоящая буря ».

«Замечательно. В Сан-Диего никогда не бывает снега. Я видел это только в горах ».

«От этого довольно быстро устаешь».

Мурлыкание голоса Эрты вызывает вибрацию двенадцатиперстной кишки Коннора. Он задается вопросом, такой ли эффект она производит на телефоне. Но, конечно, это так; вот почему Диди взяла ее с собой.Как и Вон, у нее есть навык, который Диди намеревается использовать.

«Я засунул ногу в воду и чуть не отморозил ее».

Коннор сочувственно хмыкает и не сводит глаз с океана.

«Тебе, должно быть, было ужасно сегодня утром увидеть, как убили этого человека».

«Я думаю, это худшее, что я когда-либо видел, но я даже не видел этого. Я услышал грохот и выбежал наружу ».

«А это был несчастный случай?»

«Думаю, да, но я слышал, как разговаривали два полицейских, два детектива, и они не были уверены — по крайней мере, один из них не знал.

«Как будто это было убийство?» Она говорит это почти шепотом.

«Сомневаюсь. Детективы не были уверены, это все, что я могу сказать. Во время этого обмена Коннор смотрит на воду, затем на дерево, а затем на свои ноги. Он и Эрта на мгновение молчат.

Эрта прочищает горло театральным шумом, тихим рычанием. «Тебя это беспокоит, я имею в виду, что я сижу здесь? Ты на меня не смотришь.

Коннор смеется. «Извини, я не хочу показаться грубым. Я думаю, что у меня зацикленность.

Эрта смотрит на свою покрытую полотенцем грудь. «Вы имеете в виду мои сиськи?»

Коннор снова смеется, но в его смехе есть металлический оттенок, ощутимая неискренность. «Верно.»

«Вот для чего они, имплантаты, — для фиксации. Раньше они были достаточно милыми, но довольно обычными, понимаете, о чем я? Не слишком большой, не слишком маленький ».

«Теперь в них нет ничего обычного».

Эрта удовлетворенно кивает. «Это то, что я хотел».

«Вы не боитесь, что это делает вас своего рода стереотипом?»

«Как секс-горшок? Господи, Коннор, кого это волнует? Мне нравится, когда на меня смотрят.

Они снова смотрят на океан. Прилив переменился, и плескание стало громче. Скоро им придется переехать.

Коннор говорит: «Сегодня днем ​​я видел невероятно красивую женщину и даже не могу вспомнить ее грудь. Не знаю, хорошо это или плохо ».

«Что сделало ее красивой?»

«Все: ее лицо, ее тело, ее волосы. И у нее были невероятные ноги ».

«Ты романтик, — говорит Эрта. «Это может быть проблемой. Держу пари, она оставляет свое грязное белье на полу, как и я.Она отрыгивает, пукает и у нее беспорядочные периоды. В самом деле, Коннор, ты должен представить себе всю упаковку.

–

Minecraft: The Lost Journals — Random House Books

Part One

Chapter 1

Might as well Raise Mooshrooms

Оранжевые и красные головы качались вверх и вниз в местной бухте, блея при всплытии и булькая при погружении. Элисон покачала головой. Овца вырвалась и направилась прямо к воде. Опять таки.

Она скрестила руки и наблюдала, как их пушистые квадратные головы появляются и исчезают в воде, не показывая никаких признаков того, что они собираются в ближайшее время выйти на сушу.Что было с этими овцами? Они хотели оказаться в воде больше, чем любая овца, которую она когда-либо знала. Ее родители разводили животных по их окраске, но, насколько она знала, они не пытались скрещивать с кальмарами.

Кстати о кальмарах: из-за темных пятен в воде овца привлекла некоторых друзей.

Солнце висело высоко в небе, так что Элисон успела пробраться внутрь и достать их, но она ненавидела плавать за маленькими монстрами. Мокрая шерсть была худшим запахом.

«Фантастика», — пробормотала она, закатывая рукава.Она вытащила немного пшеницы из мешка и подошла к краю бухты.

«Что случилось?» — раздался голос через ее плечо.

Она подпрыгнула и развернулась. Ее лучший друг стоял позади нее, склонив голову. «Максимум!» крикнула она. «Не делай этого. Я думал, ты ползучий! »

Он пожал плечами. «Я шипел? Я просто хотел знать, чем ты занимаешься ». Он наклонился, чтобы осмотреться. «Ой . . . Овцы снова плавают?

Она разрывалась между указанием на глупо очевидное и требованием отойти от воды.Она решила и то, и другое. «Apple и Lil’ Prince снова вышли. Я верну их, — Макс открыл рот, но она поспешно продолжила: — Один, Макс. Твоя мама убьет тебя, если ты снова подойдешь к воде. А потом она убьет меня дважды.

Он огляделся с преувеличенным вниманием, прикрывая глаза от солнца рукой. «Хм. Я ее нигде не вижу. А я уже у воды ». Он придвинулся ближе и погрузил пальцы ног, закрыв глаза. Потом он их открыл. «Я умер?»

«Еще нет», — сказала Элисон сквозь стиснутые зубы.«Просто позволь мне забрать их оттуда. Если хочешь помочь, сходи и проверь их ручку или что-нибудь в этом роде. Выясните, почему они снова вышли ».

Макс сделал еще один шаг в воду, наблюдая, как животные плещутся вокруг. Элисон вынуждена была признать, что овцы действительно выглядели так, как будто они проводили время в бухте. К ним определенно присоединился кальмар, его щупальца качались в воде и из воды рядом с ярко окрашенными головами овцы.

«Вы знаете, что я нравлюсь им больше, чем вы», — сказал он.«Тебе нужна моя помощь».

«Это безразлично, они придут, если у меня будет еда», — раздраженно сказала Элисон. «И нет, ты им не больше нравишься».

Но они сделали. Ее действительно раздражало, что красно-оранжевая линия стада ее семьи нравилась ее лучшей подруге и игнорировала ее. Сегодня ничем не отличался; они, должно быть, думали, что Макс идет поиграть с ними, потому что как только он оказался по колено в воде, они радостно заблеяли и поплыли к нему.

Он даже не пытался привлечь их внимание пшеницей.

«Макс!» раздался громкий крик, и Элисон вздрогнула. Она не обернулась. Она очень хорошо знала этот звук; Мама Макса все время зарабатывала. «Выходи из воды прямо сейчас!»

Она молча коснулась Элисон и бросилась в воду. Эппл и Маленький Принц в панике заблеяли и повернулись, чтобы убежать, желая убежать от неистового плещущегося монстра, который обрушился на Макса. Кальмар нырнул в пучину.

Мама Макса не обратила внимания. Едва Макс начал протестовать, как мама схватила его за середину и потащила обратно к пляжу.

Макс боролся. «Мама, все хорошо, я не тону, глубже не собиралась!» он крикнул. «Элисон нужна была помощь с овцами!»

«Я не рискну снова потерять тебя!» — сказала его мама, и в ее разъяренных глазах уже выступили слезы. Она бросила его на песок и положила руки себе на бедра.

«Ты меня не потеряешь!» — сказал Макс, но его последние слова были оборваны ворчанием, когда его мама внезапно наклонилась и снова схватила его, заключив в крепкие объятия.

«Вы забыли, что я уже почти потерял вас?» — повторила она, игнорируя его борьбу.

Элисон смущенно отвернулась. В последние месяцы, видя близость других семей, даже странную близость Макса со своей чрезмерно опекающей семьей, ей стало не по себе.

«И Элисон», — сказала мама Макса, отпуская сына и снова положив руки ей на бедра. «Я думал, тебе лучше знать».

«Мам, не кричи на Али», — сказал Макс, вставая между ними. «Она сказала мне не идти. Я не слушал «.

«Она все равно должна о тебе позаботиться. Она старше.

«Менее чем на год!» — возмутился Макс.«Мне двенадцать, мне не нужно, чтобы она была моей няней».

«Мы поговорим об этом за обедом, вы двое», — сказала она, затем указала на Макса. «Не заходи снова в воду».

Макс вздохнул. «Да ладно. Я пойду проверю ручки, Али, и буду очень осторожен, чтобы не подходить по пути к воде. Но я не знаю, что мне делать со своей слюной. Этого довольно сложно избежать ». Он плюнул на землю, а затем бросился прочь от нее, размахивая руками в притворной панике.

«Это не смешно!» Мать Макса позвала, глядя, как он уходит, слезы текли по ее лицу.«Я не хочу, чтобы он был у воды», — напомнила она Элисон, как будто забыла.

«Я знаю, — сказала Элисон. «Я тоже не хочу находиться рядом с водой. Но загон снова сломался, и мне пришлось вернуть овцу ».

Мама Макса вытерла щеки и глубоко вздохнула. Сконструировавшись, она посмотрела на Элисон с жалостью в опухших глазах. «Почему?» — мягко спросила она.

«Почему что? Зачем мне их возвращать? Потому что они вышли, — сказала Элисон, моргая. «Почему сломалась ручка? Я не знаю.Но я знаю, что овцы вылезают, и когда это происходит, вы кладете их обратно. У моего дедушки была дурацкая фраза по этому поводу, что-то вроде: «Когда овцы вылезут, может, с таким же успехом вырастут мухи» ».

Мама Макса нахмурился. «Это бессмысленно. Я имел в виду, зачем беспокоиться об овцах? Они будут в порядке, если вы позволите им разойтись. Вам больше не нужно о них заботиться. Нам не нужна шерсть, вам не нужна ответственность. Определенно нет причин продолжать разводить их, и исправление загона просто возвращает вас домой снова и снова.Знаешь, ты мог бы обойтись без воспоминаний. Она делала небольшой акцент на снова и снова, напоминая Элисон, что возвращение в ее разрушенный дом не принесло ей никакой пользы. Она похлопала Элисон по плечу. «Думаю об этом. Увидимся за ужином.

Элисон смотрела в воду, чтобы не смотреть, как она уходит. Загон находился далеко от дома, через рощицу, поэтому, когда она навещала овцу, она фактически не видела разрушенного домика на дереве, который она называла своим домом.

Она часто заходила в загон, пытаясь нести ответственность за овец.Она чувствовала, что она им очень многим обязана.

Но мама Макса была права. Шерсть им больше не нужна. А Элисон тратила время и материалы на частый ремонт загонов и теряла целые дни в поисках пропавшего стада.

Опять же, они были одним из немногих источников радости в ее жизни. Она посмотрела на плывущую овцу, которая весело играла с кальмаром, который всплыл на поверхность и игриво обвил своими щупальцами Эппл. Малый Принц пытался ударить головой о приближавшиеся к нему щупальца.

Элисон услышала позади себя глухие шаги, и, прежде чем она смогла обернуться, вернулся Макс, пробегая мимо нее к бухте. С криком он прыгнул на мелководье, сделав самый большой всплеск, который только мог иметь, и высокими галопирующими шагами направился вброд к овце, которая приветствовала его счастливым блеянием.

Элисон засмеялась и пошла за ним, размахивая пшеницей над головой. Даже с нависшей над ними угрозой неприятностей Макс всегда мог рассмешить ее и на мгновение забыть о своих проблемах.

Изнурительные подводные испытания НАСА для астронавтов

ХЬЮСТОН — Прежде чем астронавты смогут отправиться в космос, они должны пойти поплавать.

Бассейн находится внутри большого здания без окон в Хьюстоне, на территории Космического центра имени Джонсона НАСА. Его глубина составляет около 40 футов, и в нем достаточно воды, чтобы заполнить несколько бассейнов олимпийского размера. Под поверхностью, окутанной голубоватым оттенком воды, находится копия Международной космической станции.

На этом объекте, известном как Лаборатория нейтральной плавучести, будущие астронавты тренируются для выхода в открытый космос за пределами МКС.Странно думать, что для того, чтобы научиться выживать в безжизненной пустоте, нужно покачиваться внутри бассейна, но вода — лучшая среда на Земле для имитации невесомости космоса. Засуньте кандидата в космонавты в скафандр, добавьте немного веса, и она станет «нейтрально плавучей» — она ​​не плавает и не тонет. Подвешенные в этом состоянии, кандидаты часами бродят по глубине, выполняя ремонт и другие задачи на фальшивой космической станции, готовясь к реальной работе, находящейся на высоте 260 миль над Землей.

В то утро, когда я посетил лабораторию, двое новобранцев НАСА готовились к плаванию. В воздухе стоял густой запах хлора, смешанный с запахами теплого попкорна; Персонал готовит их каждый вторник и пятницу в старомодном автомате в передней части офиса. Все взоры были прикованы к инженеру Лоралу О’Хара и пилоту ВВС Раджа Чари, одетым в кремовые комбинезоны и синие хирургические пинетки.

Узкие трубки, извивающиеся вдоль спины и ног их одежды, готовы принять воду, которая поможет охладить носящих во время репетиции выхода в открытый космос — физически сложное упражнение, которое может вызвать изрядное потение.Под комбинезоном кандидаты носили одежду с максимальной впитываемостью — вежливое название, которое НАСА использует для подгузников. Типичная репетиция выхода в открытый космос длится около шести с половиной часов без перерывов.

Читайте: Изысканная скука выходов в открытый космос

О’Хара начал одеваться у края бассейна. Пара штанов в виде зефирного скафандра раскинулась на белом коврике. О’Хара легла на спину, потянулась к штанам и начала пробираться внутрь.Части картофельной головы бывают разных размеров. Верхняя половина скафандра ждала О’Хара на специальной платформе, вертикально подпираемой над землей. О’Хара присела и извивалась в нем снизу, пока ее голова не просунулась сквозь верх. Чари сделал то же самое со своим костюмом. В остальном сотрудники НАСА помогли с остальным: рукава и перчатки, кепка в стиле Снупи с микрофоном, пояс для инструментов и, наконец, закругленный шлем.

Весь процесс занял около 45 минут и напомнил мне напевный утренний распорядок Белоснежки, когда техники в футболках играли роль лесных существ, которые помогают ей подготовиться.

Читайте: Первородный грех скафандров НАСА

С жужжащим шумом платформа, на которой стояли астронавты, начала двигаться. Громоздкий желтый журавль перенес его над водой, а затем медленно опустил. О’Хара и Чари начали исчезать в бассейне, сначала ботинки. Когда вода ударила по их шлемам, я резко вдохнул — непроизвольная реакция на странное зрелище двух людей, привязанных ремнями и погружающихся в воду. Затем я вспомнил, что у астронавтов есть воздух, в котором они нуждаются, он подается в их костюмы с помощью пуповинных шнуров, которые свисают над бассейном.

Восемь аквалангистов, обученных помогать во время выходов в открытый космос, встречают астронавтов под водой и направляют их к исходной точке — шлюзу реплики станции. (Когда они не направляют выходящих в открытый космос, — сказала Брэнди Дин, сотрудник НАСА по связям с общественностью, которая показала мне окрестности, им разрешено плавать кругами над станцией). С палубы выходящие в открытый космос люди искажаются, белые пятна на поверхности аквамариновая жидкость.

Вид может сбивать с толку благодаря сочетанию воды и формы шлема.«Это странное ощущение, когда вы впервые попадаете под воду с этим пузырем вокруг головы», — говорит Пегги Уитсон, астронавт НАСА, накопившая сотни часов тренировок в Лаборатории нейтральной плавучести и совершившая 10 выходов в открытый космос, рекорд для женщин. отряд космонавтов. «Некоторые люди на самом деле заболевают от этого, пока не привыкнут к этому».

В комнате наверху Центр управления полетами наблюдает за перемещениями подводных астронавтов в кадрах в реальном времени, снятых дайверами с помощью камер.Астронавты путешествуют по станции в перчатках, используя нейтрально плавучие версии инструментов для выполнения задач, максимально имитирующих реальную работу. Они также практикуют аварийные тренировки, такие как спасение недееспособного партнера по выходу в открытый космос менее чем за 30 минут — процедура, которая требует, возможно, парадоксально, сначала убрать инструменты. В космосе космонавты не могут все бросить и бежать. «Если вы выбросите что-нибудь за борт, вы потенциально можете столкнуться с этим позже», — говорит Уитсон.

О’Хара и Чари не выглядели нервными, когда вошли, но это была не первая их попытка. (Дин сказал, что агентство старается не пускать репортеров и посетителей в здание для них.) Кандидаты близятся к завершению своего двухлетнего обучения — требуется девять подводных репетиций, прежде чем их можно будет рассматривать для назначения на полеты. Некоторые астронавты делают намного больше пробежек, особенно если между полетами проходят годы, и им нужно освежиться.

Прочитано: Загвоздка в штаб-квартире НАСА

Майкл Лопес-Алегрия, который, как и Уитсон, совершил 10 выходов в открытый космос за свою карьеру в НАСА, говорит, что нервничал перед своим первым запуском в конце 1990-х.Он хотел произвести впечатление на официальных лиц НАСА, которые выбирали, какие астронавты могут выходить в открытый космос, формально известный как выход в открытый космос, или выход в открытый космос. Лопес-Алегрия и его коллеги-кандидаты не знали, как именно проходит процесс отбора, и в то время в шутку называли лиц, принимающих решения, «мафией ЕВА». «Дело не в том, Я утону? », — говорит он. «Это примерно . Достаточно ли хорошо я смогу пройти через этот непрозрачный фильтр? ”

Выход в открытый космос под водой может быть тяжелым для организма.Космонавты появляются с болезненными мышцами и болезненными кончиками пальцев, а в некоторых случаях приобретают долгосрочные проблемы со здоровьем. Обзор 770 репетиций в бассейне в 2005 году показал, что астронавты сообщали о травмах примерно в 25% тестов. Больше всего пострадали руки, затем плечи и ступни. Астронавты особенно уязвимы, когда они работают вверх ногами, при этом их плечи упираются в жесткий скафандр. «Вы как бы давите на плечо, когда поворачиваете руку вверх, и со временем вы начинаете изнашивать хрящи и сухожилия», — говорит Лопес-Алегрия.В итоге у него был разрыв хряща, а также сухожилие на бицепсе, а позже была сделана операция по устранению этого состояния.

Уитсон больше всего чувствовала это в локтях. Она связывает проблему с костюмом, который даже самого маленького доступного размера — среднего — был для нее слишком большим. Техники добавили прокладку, но, по ее словам, она все еще шлепалась внутри него. Попытка стабилизировать себя привела к чрезмерной нагрузке на локти, в том числе к разрыву сухожилий и мышц. Уитсон говорит, что не может полностью выпрямить руки из-за тренировок в бассейне.

С годами НАСА облегчило инструменты и ограничило время, которое астронавты проводят вверх ногами, чтобы уменьшить дискомфорт и травмы, говорят астронавты. Но настоящие выходы в открытый космос по-прежнему кажутся телу легче, чем воображаемые. «Иногда я думаю, что выполнение задач в бассейне в некоторой степени сложнее, чем выполнение их в космосе», — говорит Лопес-Алегрия.

Я не оставался без дела на протяжении всего выхода О’Хары и Чари в открытый космос; с палубы особо не на что смотреть. Через несколько часов кандидатов в космонавты подняли из воды, раздели и отпустили.Когда-нибудь они выйдут из шлюза, как они тренировались снова и снова, и увидят атласные облака и океаны вместо цементного дна бассейна. А пока, говорит Уитсон, их следующий шаг будет менее завораживающим: «Примите аспирин и спите».

Был ли Боб Штраус последним представителем вымирающей породы?

Кэтрин Дж. МакГарр — доктор исторических наук. студент Принстонского университета и автор книги The Whole Damn Deal: Robert Strauss and the Art of Politics , из которой эта статья адаптирована по договоренности с PublicAffairs, членом Книжной группы Perseus (Copyright © 2011).

Примечание редактора: Роберт Штраус — бывший председатель Национального комитета Демократической партии, советник президента, посол и вашингтонский «супер-юрист» — скончался в среду в возрасте 95 лет. Уроженец Техаса, выросший до уникальной кольцевой дороги. инсайдер, Штраус нанял журналиста в 1990-х, чтобы помочь ему написать автобиографию. Они так и не закончили писать книгу, но Strauss ‘ s внучатая племянница Кэтрин МакГарр взялась за проект много лет спустя, проводя обширные интервью и архивные исследования для своей политической биографии Strauss , The Whole Damn Deal , которая была опубликовано в 2011 году.Ниже приводится отрывок из введения к книге.

Вашингтон знал Боба Штрауса, одного из самых ярких и любимых людей города с 1970-х годов, как непревзойденного влиятельного брокера и непревзойденного инсайдера. Штраус имел репутацию гиганта. Он был «самым могущественным демократом», по словам ведущего PBS NewsHour Джима Лерера, и «ведущим мудрецом столицы», как писала в 1987 году газета New York Times . Республиканский стратег Мэри Маталин написала ему в записке в 1990-е годы: «Я трепещу перед вашей историей и вашей жизненной ценностью.… Мне нравятся твои рассказы. Мне нравится, как ты играешь в эту игру ».

Штраус стал символом ушедшей эпохи цивилизованной политики, когда республиканцы и демократы работали вместе, чтобы добиться цели, когда они могли делать это, не опасаясь возмездия со стороны своих избирателей, и когда у политиков были тесные дружеские отношения с прессой. «Я не думаю, что они больше заставляют их такими», — сказал Том Брокоу. «Отчасти потому, что он сразу полюбил политическую игру — он знал, как зарабатывать деньги в Вашингтоне, что немаловажно, представляя множество разных интересов, — но он никогда не был гражданином США.Он действительно заботился о стране и заботился о том, чтобы делать то, что нужно ».

Он олицетворял некий типаж — «Боб Штраус», как до сих пор называют его журналисты. В связи с беспорядками в республиканской партии в апреле 2010 года Крис Мэтьюз спросил на телеканале Hardball : «Есть ли что-то важное в Республиканской партии, мужчина или женщина-босс из старой школы, например, Боб Штраус из Демократической партии? Вечеринка?» На телеканале Imus in the Morning несколькими неделями ранее конгрессмен-республиканец Джон Лебутилье, занимавший один срок полномочий, говоря о президенте Бараке Обаме, сказал: «У него нет такого высокопоставленного государственного деятеля, как Боб Штраус, который был бы в коридоре и В пятницу днем ​​в конце недели можно было зайти и сказать: «Я уже давно живу в этом городе, мистер Фрэнсис.Президент ». И во время разговора на Good Morning America о внутреннем расколе между Обамой и Хиллари Клинтон во время праймериз 2008 года ведущая Дайан Сойер прокомментировала:« Инсайдеры сказали, что, возможно, Боб Штраус, если бы он все еще был главой Демократической партии. , переехал бы и остановил это давным-давно ».

Способность Штрауса объединять людей, независимо от их политики, сделала бы его важным активом в любое время в истории страны. Но он сделал это в то время, когда страну раздирали беспрецедентные культурные потрясения.Впервые Штраус получил известность в Вашингтоне как председатель Национального комитета Демократической партии, когда казалось, что Демократическая партия распадается. Он объединил демократов после убедительной победы Ричарда Никсона над сенатором Джорджем Макговерном в 1972 году, что позволило Джимми Картеру занять Овальный кабинет четыре года спустя. Легко забыть, что Никсон когда-либо был достаточно популярен, чтобы выиграть 49 штатов в Коллегии выборщиков, или что DNC едва ли мог платить за поддержание своих телефонных линий. Однако в то время демократы были в таком плохом состоянии, как финансово, так и идеологически, что комментаторы предсказывали конец двухпартийной системы.В конце 1960-х — начале 1970-х годов демократы разделились на консервативную основу и либеральное крыло партии Макговерна — так же, как сегодня «Чайная партия» откололась от основной республиканской партии. Штраус скрепил демократов вместе достаточно долго, чтобы провести их первый успешный съезд после чикагской катастрофы 1968 года, плотно организованный съезд 1976 года в Нью-Йорке, где Картер выиграл номинацию. Путем компромисса Штраус создал коалицию консерваторов старой гвардии, меньшинств, молодежи и представителей как рабочих, так и крупного бизнеса, которая напоминала лоскутную Демократическую партию, которая существует до сих пор.«Партия была действительно разорвана», — сказал несколько лет спустя другой бывший председатель DNC Дональд Фаулер. «Это требовало особого отношения. Нужен был особый лидер, и Боб соответствовал времени ».

Во время правления Картера игровое поле Штрауса расширилось на международном уровне, поскольку он выступал в качестве главного торгового посредника Америки и вездесущего советника президента. В 1979 году, когда Конгресс был яростным протекционистом, Штраус — как специальный торговый представитель Картера на уровне кабинета министров — лоббировал Хилл так интенсивно, что его законопроект о реализации Токийского раунда Генерального соглашения по тарифам и торговле был принят 90–4 гг. Сенат и 395–7 в палате.Фактически, всякий раз, когда Белый дом Картера сталкивался с неразрешимой проблемой, он присылал Штрауса, который решал все — от споров внутри Вашингтона до сложных внутренних вопросов и обширных международных конфликтов. Штраус помог добиться принятия Договора о Панамском канале, был ключевым игроком в урегулировании масштабной забастовки угольной промышленности, служил «царем инфляции» и представлял президента на ближневосточных мирных переговорах. За заслуги перед страной Картер в 1981 году наградил Штрауса высшей гражданской наградой — Президентской медалью свободы.

Обладая непревзойденной популярностью на холме, Штраус олицетворял способность добиваться успеха на политической арене с минимальной злобой и идеологической глупостью, преобладающими в сегодняшней политике. Хотя пресса часто называла Штрауса «мистером». Демократ », он был известен своей дружбой с республиканцами. «Я думаю, что это часть того, что сделало его уникальным», — сказал Брокоу. «По всем партийным линиям к нему был огромный запас привязанности». Первая леди Барбара Буш написала о Штраусе в своих мемуарах: «Он, безусловно, самый удивительный политик.Он друг всех и, если захочет, может продать тебе газету с твоей собственной стены.

Ее муж Джордж Х.В. Буш впервые подружился со Штраусом в декабре 1972 года, когда оба человека стали председателями своих соответствующих партийных национальных комитетов. Почти 20 лет спустя, в 1991 году, президент Буш назначил Штрауса послом в Советском Союзе. Хотя Штраус не был советологом, Буш, в тесном сотрудничестве с давним другом Штрауса госсекретарем Джимом Бейкером, отправил Штрауса в Москву, сигнализируя советскому лидеру Михаилу Горбачеву, что Америка серьезно относится к своим отношениям с СССР: потому что они были отправлены близко лично. Друг президента, у россиян была прямая связь с Белым домом.Всего два месяца спустя Штраус приземлится в Москве в разгар августовского переворота 1991 года, в результате которого к власти пришел Борис Ельцин. Вскоре после этого Советский Союз распался, в результате чего Штраус стал последним послом в СССР и первым в новой Российской Федерации. Он укрепил отношения между Ельциным и Соединенными Штатами, одновременно подняв боевой дух в посольстве в Москве и заложив основу для будущих американских инвестиций в Россию.

Когда он не был в правительстве, Штраус, которого New York Times однажды назвал «одним из самых искусных и уважаемых в Вашингтоне практикующих, вскакивающих и выскакивающих через вращающуюся дверь», был супер-юристом.На протяжении своей политической карьеры он создал юридическую практику, которую он основал в Далласе в 1945 году, теперь она называется Akin, Gump, Strauss, Hauer & Feld. Когда Штраус привел фирму в Вашингтон в 1971 году, всего через год после того, как он переехал туда на неполный рабочий день, чтобы быть казначеем DNC, юристы, практикующие в юридических фирмах, просто не лоббировали. Фактически, в первые несколько лет своего существования в Вашингтоне у Akin, Gump не было законодательной практики, потому что Штраус хотел сначала сделать это традиционной юридической практикой. Когда, наконец, началось лоббирование, законодательная практика стала настолько прибыльной, что другим вашингтонским фирмам пришлось наверстать упущенное и создать свои собственные лоббистские подразделения.«Боб — его работа и его поддержка Akin, Gump — изменили всю природу юридического истеблишмента в Вашингтоне и его отношение к правительству», — сказал Дэниел Шпигель, давний партнер Akin, Gump, теперь в Covington and Burling. В июне 1991 года, незадолго до отъезда Штрауса в Москву, National Journal опубликовал статью, в которой утверждалось, что такие люди, как Штраус, «идут по пути динозавра». Статья гласила: «Каждый вашингтонский юрист завидует Роберту С. Штраусу».

Хотя Брокоу заметил, что Штраус знал, как зарабатывать деньги в Вашингтоне, возможно, более впечатляюще, он знал, как избежать неприятностей из-за этого.Есть много ошибок, которых Штраус, в отличие от некоторых своих современников, никогда не делал. Будучи казначеем, а затем председателем Демократической партии в эпоху Уотергейта, Штраус видел, как коллегам по сбору средств были предъявлены обвинения, а другие были осуждены. Он едва избежал обвинения в приеме незаконных пожертвований на корпоративную кампанию в начале 1970-х годов. Он провел остаток своей карьеры в Вашингтоне, путешествуя по мутным водам, где пересекались политика, деньги и корпоративный мир, не промокнув. Он знал, как избежать появления неприличия, откровенно говоря о конфликтах интересов, которых у Штрауса было много.Он думал, что парень должен иметь возможность войти в вращающуюся дверь, не выходя из нее, как он сказал бы, шлюха. «Я рано понял, что вам просто нужно играть честно, и вы можете пережить что угодно», — сказал однажды Штраус.

Вашингтонское истеблишмент также защищало Штрауса. В 1990 году экономист Пэт Чоат — кандидат на пост вице-президента Росса Перо в 1996 году — написал книгу Agents of Influence , в которой поставил под сомнение честность бывших американских чиновников, которые продолжали лоббировать интересы Японии, включая Штрауса, которого Чоат обвинил в тайных сделках. с японцем в качестве специального торгового представителя Картера.Сенатор-республиканец Джон Маккейн от Аризоны в то время яростно защищал Штрауса на слушаниях в Сенате. «Мистер. Чоут, вы совершили серьезную ошибку, опорочив репутацию одного из самых выдающихся людей Америки, мистера Роберта Штрауса, особенно за то, что произошло 13 лет назад », — сказал Маккейн. «Я расходился с г-ном Штраусом почти во всех случаях, но никогда не возникало никаких сомнений в его честности, его служении нации и выдающемся вкладе, который он внес.”

Возможно, Штраус просто избежал неприятностей в Вашингтоне, потому что, как он всегда говорил, он уже был «одним богатым сукиным сыном». Большая часть его денег поступала от интересов за пределами Кольцевой дороги, таких как недвижимость и инвестиции в банки и радиостанции, особенно на юге и юго-западе. Штраус сказал, что он всегда советовал молодым людям, интересующимся политикой: «Закрепите себя и положите несколько долларов на свой банковский счет, прежде чем приехать в Вашингтон, где вы можете сказать им в любое время, когда захотите, — отправляйтесь к черту».И вам не нужно беспокоиться о мошенничестве с расходным счетом или чем-либо еще. У тебя есть немного независимости. Или у вас должны быть очень ограниченные желания. Вы не можете иметь и того, и другого «. Далее он пояснил: «Я не имею в виду, что только богатые люди должны приходить [в правительство]. Это действительно было бы плохо. Но, мальчик, это намного проще, не срезая углы, когда тебе не нужно поддаваться соблазну ».

В досье Vanity Fair , опубликованном в 1993 году, партнер Штрауса по закону Вернон Джордан, политический обозреватель Марджори Уильямс назвала Штрауса «безжалостным саморекламированным человеком, который пробил себе дорогу к статусу вашингтонского влиятельного брокера.Это явно звучало нелестно. Это звучало плохо . Но это было не так. Людям у власти нравился Штраус, и им нравилось, когда он хлопал их по спине. Казалось, им даже нравилась неустанная самореклама, которая была частью ауры Штрауса. Как сказал глава администрации Картера Гамильтон Джордан в своей книге « Кризис » о последнем году президентства Картера: «Что сделало его необычным и привлекательным в сообществе политических и социальных альпинистов, так это то, что он не пытался замаскировать свои собственные. значительное эго и свободно признавался, что играет в игру и получает от нее удовольствие.”

«Штраус приобрел влияние, занимаясь политикой старомодным способом», — написал Стэнли Клауд в профиле Штрауса в журнале Time за 1988 год. «Независимо от того, продвигает ли он законопроект демократов о торговле или пытается получить федеральную помощь для техасских банков и сбережений и ссуд (в том числе тот, в котором он имеет долю), или выступает в качестве посредника для США и Канады в двусторонней торговле, методы являются то же самое: давить на плоть, строить отношения, исследовать сильные и слабые стороны.Клауд, обсуждая то, что люди обычно говорят о Штраусе, написал: «Люди скажут вам… что Штраус верен до ошибки. … И они расскажут о его личной доброте. Другие скажут про себя, что он мошенник, эгоист, что его репутация основана больше на легендах, чем на самом деле, что он слишком часто является флюгером, а слишком редко — ветром ».

Этот образ власти — легенда, которую культивировал Штраус, — основывался на реальной власти. Элизабет Дрю в своем профиле « New Yorker » за 1979 год отметила: «Сила Штрауса присуща Штраусу и является его собственным творением.Он превращает практически каждую ситуацию в нечто большее, чем большинство других может из нее придумать, очаровывает больше людей и работает над всем этим усерднее, чем кто-либо вокруг ». Другими словами, он не просто хлопал по спине. Сила Штрауса проистекала из его способности добиваться цели — «искусства заставлять вещи происходить, а не просто вертеться ветряными мельницами», как он однажды выразился. На своем столе у ​​Штрауса была небольшая табличка с золотыми буквами на темно-бордовой коже от его друга У. Аверелла Гарримана, бывшего советника президента, губернатора Нью-Йорка и посла в Советском Союзе, который гласил: «Это МОЖЕТ быть сделано.В конце 1990-х, когда Штраус пытался написать свои мемуары с нанятым им журналистом, он прокомментировал вывеску так, что это так просто, даже по-детски отражало его жизненную философию: «Я действительно верю, что все можно сделать. Вы должны быть оптимистичны в отношении того, что у вас все получится, и обычно у вас это получается ». Штраус добился цели, зная, как работает Вашингтон. В частности, у него были правильные отношения с другими людьми у власти, которые заставляли это работать.

У него также были беспрецедентные отношения с политической прессой, которая была влюблена в Штрауса.»Что самое первое в Бобе Штраусе?» — спросил Сэм Дональдсон, бывший корреспондент Белого дома и ведущий новостей ABC. «Он очень симпатичный … … человек . Если бы это было все, мы бы здесь не сидели, но это первое предварительное условие «. В конце 1990-х Штраус назвал свои отношения с прессой «кровосмесительными». «И все это знают», — добавил он. «И мне все равно, Джонни Эппл или Боб Новак. У меня такие отношения. Не знаю почему — просто знаю.Мне нравится пресса, а они меня ».

Лесли Шталь из 60 минут вспомнил, как со Штраусом было «бесконечно весело проводить время». Вы всегда хотели быть в его компании из-за этого яркого озорного чувства юмора ». «На его лице появлялась легкая улыбка… и ты знал, что приближается какой-то забавный зингер. Он был похож на отбивающего из теста — на его лице можно было увидеть бледность ». Штраус был самым смешным человеком в Вашингтоне в то время, и он знал это. Не менее важно, что Штраус гордился тем, что был инсайдером и политиком, даже когда это считалось грязными словами.Давний вашингтонский репортер Джек Жермонд вспоминал: «Я всегда питал к нему слабость, потому что мне нравился тот факт, что он всегда относился к политике очень серьезно. Ему это нравилось, ему нравились роли, которые он играл, и он открыто об этом говорил ».

Эго Штрауса было одним из его самых очаровательных достоинств. Его имя упоминалось в газетах как возможный кандидат в президенты до выборов 1984, 1988 и 1992 годов, и, хотя он фактически никогда не участвовал в выборах, в 1986 году на ежегодном банкете он был назван фиктивным кандидатом в президенты от «Клуба люцерны».(Среди других номинантов этого элитного вашингтонского клуба на протяжении многих лет были Ричард Никсон, Рональд Рейган и Джордж Буш.) Благодарственная речь Штрауса была прекрасным примером его собственного юмора — самого далекого от самоуничижительного. . Он начал: «Более 120 лет назад, при аналогичных обстоятельствах, когда я стою здесь сегодня вечером, Авраам Линкольн сказал, и я цитирую:« Должен признаться со всей откровенностью, я не чувствую себя подходящим для президентства ». Товарищи Альфальфаны, это где мы с Эйбом расстаемся! » Он продолжил: «Ричард Никсон поклялся, что он не мошенник, а Джимми Картер поклялся, что никогда не будет лгать американскому народу.Я отвергаю этот ограниченный взгляд на президентство ». В то время как его сила проистекала из того, что он был другом Белого дома и силой на холме, все эти отношения сводились к его личности — блеску в глазах, его огромному и милому эго, его юмору и красочному способу говорить «техасский» », Который, казалось, требовал, чтобы он сказал« черт возьми »,« сукин сын »и« шлюха »несколько раз в любом разговоре.

Ему нравилась идея заполненной дымом комнаты, но он знал, что лучше не принимать решения в них, когда был председателем Демократической партии.Он любил флиртовать с женщинами, называть их darlin ‘ и шутить, что сбежит с ними, но не отвлекаясь от своей жены Хелен, которую он обожал и о которой постоянно говорил. У него было эго размером с Техас, но не так, как у многих влиятельных людей, чтобы замаскировать неуверенность — он был самым защищенным человеком, которого я когда-либо встречал. Он любил деньги, но заработал на них достаточно денег в начале своей карьеры, еще в Далласе, чтобы гарантировать, что чистая жадность никогда не приведет к принятию бизнес-решений. Он любил путешествовать по Европе, Ближнему Востоку и Азии, но всегда проводил лето в своем маленьком пляжном коттедже в Дель-Мар, Калифорния.С ним было весело, потому что он был непредсказуемым — люди никогда не знали, какую возмутительную вещь он скажет. Но основы его жизни всегда были предсказуемы: он оставался активным в своей юридической фирме более 65 лет; был женат на своей жене более 60 лет, до ее смерти в 2006 году; и жил в жилом комплексе Уотергейт в Вашингтоне более сорока лет.

Мать Штрауса, трудолюбивая, серьезная дочь немецко-еврейских иммигрантов в Техасе, поощряла его сначала съесть десерт, если он не проголодался после обеда.С энтузиазмом и оптимизмом Штраус превратил остаток своей жизни в десерт. Как он любил выражаться — иногда используя более яркое ругательство, — он не мог выбрать любимую часть своей жизни, потому что ему нравилась «вся эта чертова сделка».

Его оптимизм был не аффектом, который он делал для журналистов, а самой важной частью Боба Штрауса — и одной из причин, почему он был так популярен в Вашингтоне. Однажды он написал в письме своему внуку-подростку: «Теперь, если вы вспомните, что ваш старый дедушка сказал вам на днях, — думайте о хорошем.Все всегда хорошо, великолепно или потрясающе. Вы обнаружите, что с каждым днем ​​жизнь становится легче. «

Эта статья помечена как:

Стеклянный замок: воспоминания

% PDF-1.6 % 562 0 объект > эндобдж 564 0 объект > / Шрифт >>> / Поля [] >> эндобдж 565 0 объект > поток application / pdf

Jeannette Walls

Стеклянный замок: воспоминания

2010-08-14T15: 33: 33-04: 00Writer2012-04-17T10: 18: 30-07: 002012-04-17T10: 18: 30-07: 00OpenOffice.org 3.1uuid: 46498af3-2b2e-40fb-abcb-dfcaba975154uuid: 6100599c-1239-4d08-b46a-f3a4478291c0 конечный поток эндобдж 541 0 объект > эндобдж 561 0 объект > эндобдж 560 0 объект > эндобдж 559 0 объект > эндобдж 554 0 объект > эндобдж 546 0 объект > эндобдж 549 0 объект > эндобдж 547 0 объект > эндобдж 544 0 объект > эндобдж 548 0 объект > поток x] A 9L & F פ ucw

Безопасность предметов — Книги

Я встречаюсь с Барби.Три дня в неделю, пока моя сестра занимается танцами, я забираю Барби у Кена. Я тренируюсь на будущее.

Сначала я сидела в комнате сестры, наблюдая за Барби, которая жила с Кеном, на салфетке наверху комода.

Я смотрел на нее, но на самом деле не смотрел. Я смотрел и внезапно понял, что она смотрит на меня.

Она сидела рядом с Кеном, его покрытое хаки бедро рассеянно терло ее голую ногу.Он растирал ее, но она смотрела на меня.

«Привет», — сказала она.

«Привет, — сказал я.

«Я Барби», — сказала она, и Кен перестал тереть ее ногу.

«Я знаю.»

«Ты брат Дженни».

Я кивнул. Моя голова покачивалась вверх и вниз, как марионетка на гири.

«Мне очень нравится твоя сестра.Она милая, — сказала Барби. — Такая хорошая девочка. Особенно в последнее время она делает себя такой красивой и начала делать маникюр ».

Интересно, заметила ли Барби, что мисс Вандерфул грызла ногти и что, когда она улыбалась, ее передние зубы покрывались маленькими пятнышками фиолетового лака для ногтей. Я задавался вопросом, знает ли она, что Дженнифер окрашивала сколы жевательных пятен пурпурным маркером, а затем иногда сосала пальцы, так что у нее не только были фиолетовые пятна лака на зубах, но и ее язык был странного оттенка фиолетового.

«Так что послушай, — сказал я. «Хочешь немного погулять? Подышать свежим воздухом, может, покататься по заднему двору?»

«Конечно», — сказала она.

Я поднял ее за ноги. Звучит необычно, но я был слишком ошеломлен, чтобы взять ее за талию. Я схватил ее за лодыжки и унес, как палочку от мороженого.

Как только мы вышли, сидя на крыльце того, что я раньше называл своим фортом, но который моя сестра и родители называли домиком для игр, я начал сходить с ума.Я внезапно и невероятно осознал, что был с Барби. Я не знал, что сказать.

«Так что ты за Барби?» Я спросил.

«Прошу прощения?»

«Ну, послушав Дженнифер, я знаю, что есть Барби из дня в ночь, Барби с волшебными движениями, Барби в подарок, Тропическая Барби, Моя первая Барби и многое другое».

«Я тропический», — сказала она. «Я тропический, — сказала она, — то же самое, что человек может сказать, что я католик или еврей.«Я пришла с купальным костюмом, щеткой и рюшами, которые можно носить так по-разному», — пискнула Барби.

Она действительно пищала. Оказалось, что писк был врожденным дефектом Барби. Я сделал вид, что не слышал этого.

Мы молчали минуту. Лист размером больше Барби упал с клена над нами, и я поймал его как раз перед тем, как он упал на нее. Я почти ожидал, что она пищит: «Ты спас мне жизнь. Я твой навсегда.«Вместо этого она сказала совершенно нормальным голосом:« Вау, большой лист ».

Я посмотрел на нее. Глаза Барби сверкали голубыми, как океаны в хороший день. Я посмотрел и через мгновение заметил, что у нее был весь мир, космос, нарисованный в макияже над и под глазами. Целая галактика, облака, звезды, солнце, море нарисованы на ее лице. Желтый, синий, розовый и миллион серебряных искр.

Мы сидели, смотрели друг на друга, смотрели и разговаривали, а потом больше не разговаривали и не смотрели.Это был случай, когда мы оба постоянно говорим не то, говорим что-нибудь, а потом сразу же сожалеем о том, что сказали это.

Было очевидно, что Барби мне не доверяет. Я спросил ее, не хочет ли она чего-нибудь выпить.

«Диетическая кола», — сказала она. И мне было интересно, почему я спросил.

Я вошел в дом, поднялся в ванную комнату моих родителей, открыл аптечку и взял пару таблеток валиума.Я сразу проглотил одну. Я подумал, что если я смогу быть спокойным и собранным, она поймет, что я не собираюсь причинять ей боль. Я разбил еще один валиум на миллион маленьких кусочков, бросил несколько кусочков в диетическую колу Барби и полоскал им, чтобы он смешался. Я подумал, если мы сможем быть спокойными и собранными вместе, она сможет доверять мне еще раньше. Я влюблялся так, что не имело ничего общего с любовью.

«Итак, в чем дело между тобой и Кеном?» — спросил я позже, когда мы расслабились, после того, как она выпила две диетической колы, и я еще раз пошел к аптечке.

Она хихикнула. «О, мы просто действительно хорошие друзья».

«Что с ним на самом деле, вы можете сказать мне, я имею в виду, он или нет?»

«Она или не она», — сказала Барби медленно невнятно, как будто она была настолько пьяна, что, если бы они сделали дыхательный крем для валиума, она бы его растопила.

Я пожалел, что приготовил ей третью кока-колу. Я имею в виду, что если бы она умерла и умерла, Дженнифер наверняка расскажет моим маме и папе.

«Он педик что ли?»

Барби засмеялась, и я чуть не ударил ее. Она посмотрела мне прямо в глаза.

«Он жаждет меня», — сказала она. «Я прихожу домой ночью, а он стоит там и ждет. Вы знаете, он не носит нижнего белья. Я имею в виду, что не странно, у Кена нет нижнего белья. Я слышал, как Дженнифер говорила своей подруге, что они этого не делают. Я даже не делаю для него ничего. Во всяком случае, он всегда там ждет, и я такая: Кен, мы друзья, ладно, вот и все.Я имею в виду, разве вы никогда не замечали, что он вылепил пластмассовые волосы. Его голова и волосы — одно целое. Я не могу встречаться с таким парнем. Кроме того, я не думаю, что он был бы на это, если вы понимаете, о чем я. Кен не тот, кого вы бы назвали хорошо обеспеченным … Все, что у него есть, это небольшая пластиковая шишка, на самом деле скорее горбинка, и что, черт возьми, вы должны с этим делать? »

Она рассказывала мне то, что я не думал, что должен слышать, и, тем не менее, я наклонялся к ней, как будто, если бы я подошел ближе, она рассказала бы мне больше.Я ловил каждое слово и задерживал его на минуту, удерживая в голове группы слов, как будто я не понимал английского. Она продолжала и продолжала, но я не слушал.
Солнце зашло за домик, Барби вздрогнула, извинилась и побежала обратно, чтобы ее вырвало. Я спросил ее, хорошо ли она себя чувствует. Она сказала, что с ней все в порядке, просто немного устала, что, возможно, она заболела гриппом или чем-то еще. Я дал ей жевательную резинку и ввел внутрь.

На обратном пути я сделала то, чего Барби мне почти не простила.Я сделал то, что не только разрушило момент, но и почти разрушило возможность того, что у нас будет совместное будущее.

В коридоре между лестницей и комнатой Дженнифер я засунул голову Барби себе в рот, как лев и укротитель, Бог и Годзилла.

Я сунул всю ее голову себе в рот, и волосы Барби разделились на отдельные пряди, как рождественская мишура, и застряли у меня в горле, чуть не задушив меня. Я мог пробовать слой за слоем макияжа, Revlon, Max Factor и Maybelline.Я закрыл рот вокруг Барби и почувствовал ее дыхание в своем. Я слышал ее крики в своем горле. Ее белые зубы, Pearl Drops, Pepsodent и вся семья Осмондов прикусили мне язык и щеку, как будто я мог случайно укусить себя. Я сомкнул рот вокруг ее шеи и держал ее в подвешенном состоянии, ее ноги бесполезно болтались по воздуху перед моим лицом.

Прежде чем вытащить ее, я слегка прижал зубы к ее шее, оставив следы, которые Барби описала как шрамы от ее нападения, но которые я представляла себе как ожерелье любви в стиле Нью Эйдж.

«Со мной никогда, никогда в жизни не обращались с таким полным пренебрежением», — сказала она, как только я выпустил ее.

Она лгала. Я знал, что Дженнифер иногда что-то делала с Барби. Я не упомянул, что однажды я видел, как Барби висит на потолочном вентиляторе Дженнифер, кружится огромными широкими кругами, как какой-то имитационный Супермен.

«Мне очень жаль, если я напугал тебя».

«Напугало меня!» она пищала.

Она продолжала пищать, что-то среднее между визгом, когда вы выпускаете воздух из воздушного шара, и дымовой пожарной сигнализацией со слабыми батареями. Пока она пищала, у меня в голове пробежала фраза: «Голова во рту стоит двух в кустах». Я знал, что это откуда-то пришло, началось как что-то еще, но я не мог понять это правильно. Голова во рту стоит двух в кустах, снова и снова, как изюминка какой-нибудь грязной шутки.

«Напугало меня.Напугало меня. Напугал меня! «Барби пищала все громче и громче, пока, наконец, она снова не привлекла мое внимание.» Вы когда-нибудь были пленником в темной пещере чьего-то тела? «
Я покачал головой. Это звучало замечательно.

«Типично», — сказала она. «Так невероятно, типично мужской».

На мгновение я был горд.

«Почему ты должен делать то, что, как ты знаешь, не должен, и, что еще хуже, ты делаешь это со светом в глазах, как будто ты получаешь какое-то странное удовольствие, которое может понять только другой мальчик.Вы все одинаковы, — сказала она. — Вы все Джек Николсон.

Я отказывался вернуть ее в комнату Дженнифер, пока она не простила меня, пока она не поняла, что я сделал то, что сделал, только с искренним чувством, без намерения причинить вред.

Я слышал, как Дженнифер топает ногами по лестнице. У меня не хватало времени.

«Ты знаешь, ты мне действительно интересен», — сказал я Барби.

«Я тоже», — сказала она, и на минуту я не был уверен, имела ли она в виду, что ей интересна она сама или я.

«Мы должны сделать это снова», — сказал я. Она кивнула.

Я наклонился, чтобы поцеловать Барби. Я мог бы поднести ее к губам, но почему-то это было неправильно. Я наклонился, чтобы поцеловать ее, и первое, что я получил, это ее носик мне в рот. Я чувствовал себя сенбернаром, здоровающимся.

Каким бы грациозным я ни старался быть, я всегда облизывал ее лицо. Речь не шла о том, чтобы засунуть язык ей в ухо или ей в горло, я просто пыталась не задушить ее.Я поцеловал Барби спиной к Кену, а затем повернулся и положил ее на салфетку рядом с ним. У меня было искушение бросить ее на Кена, врезать в него, но мне удалось сдержаться.

«Это было весело», — сказала Барби. Я слышал Дженнифер в холле.

«Позже», — сказал я.

Дженнифер вошла в комнату и посмотрела на меня.

«Какие?» Я сказал.

«Это моя комната», — сказала она.

«В нем была пчела. Я убивала ее для вас».

«Пчела. У меня аллергия на пчел. Мама, мама», — кричала она. «Есть пчела».

«Мамы нет дома. Я убил ее».

«Но может быть еще один».

«Так позвони мне, и я убью его».

«Но если меня ужалит, я могу умереть». Я пожал плечами и вышел. Я чувствовал, как Барби смотрит, как я ухожу.

Я принял валиум примерно за двадцать минут до того, как забрал ее в следующую пятницу. К тому времени, как я вошел в комнату Дженнифер, все стало легче.

«Эй, — сказал я. Когда я подошла к комоду.

Она была там на салфетке с Кеном, они стояли спиной к спине, опираясь друг на друга, вытянув ноги перед собой.

Кен не смотрел на меня. Мне было все равно.

«Вы готовы к работе?» Я спросил.Барби кивнула. Я подумал, что у тебя может быть жажда ». Я протянул ей диетическую колу, которую приготовил для нее.

Я полагал, что Барби может выпить чуть меньше восьмой части валиума, не становясь полностью дряхлым. По сути, мне приходилось давать ей крошки валиума, потому что не было возможности разрезать их настолько мелко.

Она взяла кока-колу и выпила прямо на глазах у Кена. Я все ждал, что он подарит мне один из тех «я-знаю-что-ты-задумал-и-мне-не нравится-выглядит», такой, какой дает мне отец, когда входит в мою комнату. без стука, и я автоматически подпрыгиваю на двадцать футов в воздух.

Кен вел себя так, будто даже не знал, что я был там. Я его ненавидел.

«Я не могу много ходить сегодня днем», — сказала Барби.

Я кивнул. Я не придумал ничего особенного, так как в основном я все равно таскал ее с собой.

«Мои ноги убивают меня», — сказала она.

Я думал о Кене.

«У тебя нет другой обуви?»

Моя семья очень любила обувь.Независимо от того, что казалось неправильным, мой отец всегда предлагал вылечить это, надев другую пару обуви. Он считал, что обувь, как и шины, нужно вращать.

«Дело не в обуви», — сказала она. «Это мои пальцы ног».

«Ты что-то на них уронил?» Мой валиум не работал. У меня были проблемы с светской беседой. Мне нужен был еще один.

«Дженнифер их пережевывала».

«Какие?»

«Она грызет мои пальцы ног.«

«Ты позволил ей жевать твои задницы?»

Я не мог понять, что она говорила. Я думал о том, что не могу говорить, мне нужен еще один или, может быть, еще два валиума, желтый Пез взрослой силы.

«Вам это нравится?» Я спросил.

«Она буквально кусает их, как будто я бифштекс или что-то в этом роде», — сказала Барби. «Я бы хотел, чтобы она просто откусила их и покончила с этим.Это займет вечность. Она жует и жует, больше похоже на то, что грызет меня ».

«Я заставлю ее остановиться. Я куплю ей жвачку, табак или что-то в этом роде, карандаш, чтобы жевать».

«Пожалуйста, ничего не говори. Я бы не сказала тебе, кроме…», — сказала Барби.

«Но она причиняет тебе боль».

«Это между мной и Дженнифер».

«Где это остановится?» Я спросил.

«У арки, надеюсь. Там кость, и как только она поймет, что откусила мягкую часть, она остановится».

«Как ты будешь ходить?»

«У меня очень длинные ноги»,

Я сел на край кровати сестры, подперев голову руками. Моя сестра кусала Барби за ноги, и Барби, похоже, это не волновало. Она не возражала против нее, и в каком-то смысле она мне за это нравилась. Мне понравилось, что она поняла, что у всех нас есть маленькие секретные привычки, которые кажутся нам достаточно нормальными, но которые мы знаем лучше, чем упоминать вслух.Я начал воображать вещи, с которыми я мог бы справиться.

«Вытащи меня отсюда», — сказала Барби. Я сняла туфли с Барби. Конечно, кто-то ее грыз. На ее левой ноге болтались пальцы ноги, а на правой — полностью оторвана половина. До щиколоток были следы зубов. «Не будем на этом останавливаться», — сказала Барби.

Я подняла Барби. Кен упал на спину, и Барби заставила меня поправить его перед тем, как мы ушли.«То, что ты знаешь, что у него только шишка, не дает тебе разрешения плохо с ним обращаться», — прошептала Барби.

Я починила Кена и понесла Барби по коридору в свою комнату. Я держал Барби надо мной, откинул голову назад и опустил ее ступни себе в рот. Я чувствовал себя молодым мастером меча, готовящимся к моему дебюту. Я опустил ступни и ноги Барби себе в рот, а затем начал их сосать. От них пахло Дженнифер, грязью и пластиком. Я сосал ее окурки, и она сказала мне, что это приятно.

«Ты лучше, чем горячая ванна», — сказала Барби. Я оставил ее лежать на моей подушке и спустился вниз, чтобы принести каждому выпить.

Мы лежали на моей кровати, свернувшись клубками друг в друге. Барби лежала на подушке рядом со мной, а я был на своей стороне, лицом к ней. Она говорила о мужчинах, и пока она говорила, я старался быть всем, что она говорила. Она говорила, что не любит мужчин, которые боятся самих себя. Я старался быть смелым, выглядеть смелым и уверенным.Я держал голову определенным образом, и это, казалось, сработало. Она сказала, что не любит мужчин, которые боятся женственности, и я запуталась.

«Парням всегда нужно доказывать, какие они на самом деле мальчишки», — сказала Барби.

Я подумал о Дженнифер, которая пытается быть девушкой, носит платья, накрашивает ногти, наносит макияж, носит бюстгальтер, хотя он ей не понадобится около пятидесяти лет.

«Вы смеетесь над Кеном, потому что он позволяет себе быть тем, кем он является.Он ничего не скрывает ».
« Ему нечего скрывать », — сказал я.« У него загорелые пластиковые волосы и шишка вместо члена ».
« Я никогда не должен был рассказывать тебе о шишке. . «

Я снова лег на кровать. Барби перекатилась с подушки и легла мне на грудь. Ее тело простиралось от моего соска до пупка. Ее руки прижались ко мне, щекоча меня.

«Барби», — сказал я.

«Умм Хммм.«

«Как ты относишься ко мне?»

Она ничего не сказала ни минуты. «Не беспокойся об этом», — сказала она и сунула руку мне в рубашку через пространство между пуговицами.

Ее пальцы были похожи на кончики зубочисток, исполняющих какую-то изощренную древнюю пытку, танец смерти мальчика на моей груди. Барби ползла по мне, как насекомое, которое налетело на слишком много банок Raid.

Под одеждой, под кожей я сходил с ума.Во-первых, меня похитило мое нижнее белье, и я не мог отрегулировать его вручную, не привлекая ненужного внимания.

Захватив Барби в моей рубашке, я медленно перевернулся, как в маневре стыковки космического корабля. Я перекатился на живот, поймав ее в ловушку. Как можно медленнее и ненавязчивее я прижался к кровати, сначала надеясь, что она все исправит, а затем снова и снова, пойманный принципом удовольствия / боли.

«Это водяная кровать?» — спросила Барби.

Моя рука лежала на ее груди, только это была не моя рука, а мой указательный палец. Я прикоснулся к Барби, и она издала легкий писк, наоборот. Она пискнула назад, затем остановилась, и я застрял там, держа ее за руку, думая о том, как я навсегда пересекаю черту между имущими и неимущими, между хорошими парнями и плохими, между людьми и животными, и это было абсолютно точно. Я ничего не мог сделать, чтобы остановить себя.

Барби сидела у меня на промежности, ее ноги откинулись назад в не человеческом положении.
В какой-то момент мне пришлось освободиться. Если мой член был синим, то только потому, что задохнулся. Я оказал почести, и Ричард выскочил, словно сбежавший из режима строгой безопасности.

«Я никогда не видела ничего настолько большого», — сказала Барби. Это была та фраза, о которой я мечтала, но, учитывая людей, с которыми обычно общалась Барби, а именно, самого мальчика, это не стало большим сюрпризом. Она стояла у основания моего члена, ее босые ступни уткнулись в мои лобковые волосы. Я был почти таким же высоким, как она.Ладно, не такой высокий, но очевидно, что мы можем быть родственниками. У них с Ричардом даже было такое же слегка удивленное выражение на лицах.

Она была на мне, и я не мог не ждать, чтобы попасть в нее. Я перевернул Барби и оказался сверху, не заботясь о том, убью ли ее. Ее руки так сильно прижались к моему животу, что казалось, что она делает аппендэктомию.

Я был сверху, пытался залезть ей между ног, чуть не сломал ее пополам.Но там не было ничего, нечего было трахать, кроме маленькой тонкой линии, которая должна была быть ее задницей.

Я потер тонкую линию, заднюю часть ее ног и пространство между ее ногами. Я повернулся ко мне спиной, чтобы сделать это, не глядя ей в лицо.

Я пришел очень быстро. Я кончил на Барби, на всю ее и немного в ее волосы. Я пришел к Барби, и это был самый ужасающий опыт, который у меня когда-либо был. Это не осталось на ней.Не липнет к пластику. Я закончил. Я держал в руке закутанную Барби, как будто не знал, откуда она.

Барби сказала: «Не останавливайся», или, может быть, я просто думаю, что она сказала это, потому что я где-то это читал. Я больше не знаю. Я не мог ее слушать. Я даже не мог смотреть на нее. Я вытерлась носком, надела одежду и повела Барби в ванную.

За ужином я заметил, что Дженнифер жевала кутикулу между кусочками запеканки с тунцом и лапшой.Я спросил ее, прорезаются ли у нее зубы. Она закашлялась, а затем начала задыхаться либо кусочком ногтя, либо измельченными картофельными чипсами из запеканки, либо, может быть, даже кусочком педикюра Барби, застрявшим у нее в зубах. Моя мама спросила ее, в порядке ли она.

«Я проглотила что-то острое», — сказала она между приступами кашля, на которые явно повлиял урок актерского мастерства, который она изучила этим летом.

«У вас есть проблемы?» Я спросил ее.

«Оставь свою сестру в покое», — сказала мама.

«Если есть какие-то вопросы, мы их задам», — сказал отец.

«Все в порядке?» — спросила мама у Дженнифер. Она кивнула. «Думаю, тебе бы пригодились новые джинсы», — сказала мама. Кажется, у тебя уже не так много одежды для игр ».

«Чтобы не менять тему», — сказала я, пытаясь придумать способ остановить Дженнифер от того, чтобы она съела Барби заживо.

«Я не ношу штанов», — сказала Дженнифер. «Мальчики носят штаны».

«Твоя бабушка носит штаны», — говорит отец.

«Она не девушка».

Мой отец усмехнулся. Он на самом деле чертовски усмехнулся. Он единственный человек, которого я когда-либо встречал, который действительно мог хихикать.

«Не говори ей этого», — сказал он, посмеиваясь.

«Это не смешно, — сказал я.

«Бабушки в любом случае притянуты», — сказала Дженнифер. «У них нет мухи. У вас должен быть пенис, чтобы иметь муху».

«Дженнифер», — сказала мама. «Этого достаточно».

Я решила купить Барби подарок. Я был в той странной точке, когда сделал бы для нее все, что угодно. Я сел на автобусы и прошел больше мили, чтобы добраться до Toys R Us.

Ряд Барби был проходом 14С. Я был развалиной.Я представил миллион Барби и всех их. Я представил, как трахаю одного, выбрасывая его, сразу же схватив новый, сделав это, а затем бросив на растущую кучу в углу своей комнаты. Бесконечная рутинная работа. Я видел себя рабом Барби. Мне было интересно, сколько тропических Барби производится каждый год. Я почувствовал слабость.

Были ряды Кенов, Барби и Шкиперов. Funtime Barbie, Jewel Secrets Ken, Barbie Rocker с «Hot Rockin ‘Fun и настоящим Dancin’ Action.«Я заметила Барби Magic Moves и обнаружила, что смотрю на нее внимательно, кокетливо, гадая, могут ли ее ноги раздвинуть.« Нажмите на переключатель, и она двинется », — сказала ее коробка. Она подмигнула мне, пока я читал.

Единственным тропиком, который я видел, был черный тропический Кен. Просто взглянув на него, вы не заметили, что он черный. Я имею в виду, он не был черным, как все остальные. Черный тропический кен был цвета изюма, разложенного и неморщенного. У него было короткое афро, похожее на сброшенный на голову парик, защитный шлем.Мне было интересно, действительно ли черный Кен был белым, на Кена было нанесено толстое покрытие из выглаженного пластика изюма. Я выкладываю восемь черных Кенов в линию в начале ряда. Через пластиковое окно своей коробки он сказал мне, что надеется поступить в стоматологическую школу. Все восемь черных Кенов заговорили одновременно. К счастью, все они сказали одно и то же одновременно. Сказали, что ему очень нравятся зубы. Черный Кен улыбнулся. У него были такие же белые Pearl Drops, Pepsodent, семейные зубы Осмондов, которые были у Барби и белого Кена. Я думал, что вся семья Mattel должна действительно хорошо заботиться о себе.Я подумал, что они могут быть единственными оставшимися в Америке людьми, которые чистят зубы после каждого приема пищи, а затем снова перед сном.

Я не знала, что подарить Барби. Черный Кен сказал, что мне нужно купить одежду, может быть, шубу. Я хотел чего-то особенного. Я представил себе чудесный подарок, который как-то нас сблизит.
Там был тропический бассейн и патио, но я решил, что она может скучать по дому. Был полный комплект для зимнего отдыха: домик в форме А, камин, снегоход, санки.Я представил, как она приглашает Кена на выходные без меня. Шестичасовой выпуск новостей был хорош, но из-за ее писка будущее Барби как телеведущей казалось ограниченным. Тренировочный центр, диван-кровать и журнальный столик, бурлящий спа, игровой набор для спальни. Я остановился на рояле. Это было 13 долларов. Я всегда старался не тратить на кого-либо больше десяти долларов. На этот раз я подумал, какого черта, рояль не покупают каждый день.

«Заканчивай, ладно», — сказал я на кассе.

Из окна спальни я мог видеть Дженнифер на заднем дворе, в балетной пачке и прыгающей повсюду. Было чертовски опасно проникнуть внутрь и забрать Барби, но я не мог держать рояль в шкафу, не сказав никому.

«Я тебе, должно быть, действительно нравлюсь», — сказала Барби, когда, наконец, развернула пианино.

Я кивнул. На ней были лыжный костюм и лыжи. Был конец августа, восемьдесят градусов тепла. Сразу же она села и сыграла «Палочки для еды».«

Я посмотрел на Дженнифер. Она бежала по всей длине палубы, прыгала на перила, а затем спрыгивала, изображая из себя одну из тех красных летающих лошадей, которых вы видите на старых газовых знаках Mobil. Я наблюдал, как она это делает один раз, а затем второй раз, когда ее нога зацепилась за перила, и она тяжело перевалила через край. Минуту спустя она вышла из дома, хромая, ее пачка была в помятой и грязной, розовые колготки порваны на обоих коленях. Я схватил Барби со скамейки для пианино и вбежал в комнату Дженнифер.

«Я только разогревалась», — сказала она. «Я действительно могу играть лучше».

Я слышал, как Дженнифер плачет, поднимаясь по лестнице.

«Дженнифер идет», — сказал я. Я положил ее на комод и понял, что Кен пропал.

«Где Кен?» — быстро спросил я.

«Долой Дженнифер», — сказала Барби.

Я встретил Дженнифер у ее двери.»Ты в порядке?» Я спросил. Она плакала сильнее. «Я видел, как ты упал».

«Почему ты не остановил меня?» она сказала.

«От падения?»

Она кивнула и показала мне свои колени.

«Как только вы начнете падать, никто не сможет вас остановить». Я заметил, что Кен был заправлен за пояс ее балетной пачки.

«Они поймают тебя», — сказала Дженнифер.

Я начал говорить ей, что прыгать с Кеном, застрявшим у тебя за поясом, опасно, но ты не говоришь тому, кто уже плачет, что он сделал что-то плохое.

Я провел ее в ванную и достал перекись водорода. Я был специалистом по оказанию первой помощи. Я был из тех парней, которые ходят, ожидая, когда у кого-то случится сердечный приступ, просто чтобы практиковать свою технику СЛР.

«Сядь», — сказал я.

Дженнифер села на унитаз, не закрывая крышку. Кен наносил ей удары по всему месту, и вместо того, чтобы вытащить его, она корчилась, пытаясь устроиться поудобнее, как будто не знала, что еще делать.Я вытащил его из-за нее. Она смотрела, как будто я делал операцию или что-то в этом роде.

«Он мой», — сказала она.

«Снимай колготки», — сказал я.

«Нет», — сказала она.

«Они разрушены», — сказал я. «Сними их.»

Дженнифер сняла балетные туфли и сняла колготки. На ней были мои старые Underoos с супергероями на них, Человек-паук, Супермен и Бэтмен, торчащие из-под грязной помятой пачки.Я решила ничего не говорить, но было чертовски смешно видеть плоскую промежность в нижнем белье мальчиков. У меня было ощущение, что они не потрудились шить нижнее белье для Кена, потому что знали, что оно на нем слишком странно.

Я вылил перекись ей на окровавленные колени. Дженнифер закричала мне в ухо. Она наклонилась и осмотрела себя, ткнув пурпурными пальцами в разорванную кожу; ее пачка собралась и терлась о лицо, царапая его. Я работал над ее коленями, убирая с места мелкие камешки и кусочки травы.
Она снова заплакала.

«Ты в порядке», — сказал я. «Ты не умираешь». Ей было все равно. «Вы хотите что-нибудь?» — спросила я, пытаясь быть вежливым.

«Барби», — сказала она.

Это был первый раз, когда я общался с Барби публично. Я поднял ее, как будто она была совершенно незнакомой, и передал ее Дженнифер, которая схватила ее за волосы. Я хотел посоветовать ей расслабиться, но не смог. Барби посмотрела на меня, и я пожал плечами.Я спустился вниз и приготовил для Дженнифер одну из моих диетических колы.

«Выпей это», — сказал я, протягивая ей. Она сделала четыре огромных глотка, и я сразу почувствовал себя виноватым из-за того, что использовал целый валиум.

«Почему бы тебе не дать немного своей Барби?» — сказал я. «Я уверен, что она тоже хочет пить».

Барби подмигнула мне, и я мог убить ее, во-первых, за то, что она сделала это на глазах у Дженнифер, а во-вторых, потому что она не знала, черт возьми, на что она подмигивает.

Я вошел в свою комнату и убрал пианино. Я полагал, что пока я буду хранить его в оригинальной коробке, я буду в безопасности. Если бы кто-нибудь нашел его, я бы сказал, что это подарок Дженнифер.

Среда Кен и Барби поменялись головами. Я пошел за Барби, а на комоде стояли Барби и Кен, вроде того. Голова Барби была на теле Кена, а голова Кенса была на Барби. Сначала я подумал, что это только я.

«Привет», — сказала голова Барби.

Я не мог ответить. Она была на теле Кена, и я смотрел на Кена совершенно по-новому.

Я поднял голову Барби / Кена, и тут же голова Барби скатилась. Он прокатился по комоду, по белой салфетке мимо коллекции миниатюрных керамических кошек Дженнифер и упал на пол. Я видел, как голова Барби катилась и собиралась упасть, а затем упала, но я ничего не могла сделать, чтобы это остановить. Я был заморожен, парализован с обезглавленным телом Кена в левой руке.

Голова Барби была на полу, ее волосы распространились под ней, как крылья ангела на снегу, и я ожидал увидеть кровь, широкую густую лужу крови или, по крайней мере, немного выступающую из ее уха, носа или ее рот. Я посмотрел на ее голову на полу и не увидел ничего, кроме Барби с глазами, подобными космосу, которые смотрели на меня. Я думал, она мертва.

«Господи, это больно», — сказала она. «А у меня уже от этих сережек разболелась голова.«

Из ушей Барби торчали маленькие серьги в виде красных точек / шариков.

«Знаете, они проходят прямо у меня в голове. Думаю, к этому нужно привыкнуть», — сказала Барби.

Я заметил подушечку для булавок моей матери на комоде рядом с другой Барби / Кеном, тело Барби, голову Кена. Подушка для булавок была заполнена сотнями булавок, булавок с плоскими серебряными концами и булавок с красными, желтыми и синими точками / шариками на концах.

«У тебя в голове булавки», — сказал я Барби, лежащей на полу.

«Это должно быть комплиментом?»

Я начинал ее ненавидеть. Я был совершенно ясен, и она меня не поняла.

Я посмотрел на Кена. Он был в моей левой руке, мой кулак обхватил его талию. Я посмотрел на него и понял, что мой большой палец на его шишке. Мой большой палец был прижат к промежности Кена, и как только я заметил, что у меня встал автоматический стояк, о котором вы даже не подозреваете, он просто есть.Я начал тереть шишку Кена и смотреть на свой большой палец, как будто это была большая проекция порнофильма.

«Что ты делаешь?» — сказала голова Барби. «Подними меня. Помоги мне». Я терла шишку / бугорок Кена пальцем под его купальным костюмом. Я стоял посреди комнаты сестры со спущенными штанами.

«Разве ты не собираешься мне помочь?» Барби все спрашивала. «Разве ты не собираешься мне помочь?»

За секунду до того, как я кончил, я держал перед собой отверстие для головы Кена.Я держал Кена вверх ногами над своим членом и вошел внутрь Кена, как никогда не мог в Барби.

Я вошел в тело Кена, и как только я закончил, мне захотелось сделать это снова. Я хотел наполнить Кена и снова надеть его голову, как флакон духов. Я хотел, чтобы Кен был сосудом для моих секретных запасов. Я пришел к Кену и тут вспомнил, что он не мой. Он не принадлежал мне. Я отвел его в ванную и замочил в теплой воде с жидкостью цвета слоновой кости. Я почистила его внутренности зубной щеткой Дженнифер и оставила его одного в ополаскивании холодной водой.

«Разве ты не собираешься мне помочь, не так ли?» Барби все спрашивала.

Я начал думать, что в результате аварии у нее был поврежден мозг. Я поднял ее голову с пола.

«Почему так долго?» спросила она.

«Я должен был позаботиться о Кене».

«Он в порядке?»

«Он будет в порядке. Он мочится в ванной». Я держал голову Барби в руке.

«Чем ты планируешь заняться?»

«Что ты имеешь в виду?» Я сказал.

Означает ли мой небольшой инцидент, мой момент с Кеном, что именно тогда нужно было принять какое-то решение о моей будущей жизни в качестве квирбейта?

«Сегодня днем. Куда мы идем? Что мы делаем? Я скучаю по тебе, когда не вижу тебя», — сказала Барби.

«Вы видите меня каждый день», — сказал я.

«Я действительно не вижу тебя. Я сижу на комоде, и, если ты проходишь мимо, я вижу тебя. Отведи меня в свою комнату».

«Я должен вернуть тело Кена».

Я пошел в ванную, сполоснул Кена, высушил его феном моей матери, а затем снова поиграл с ним. Это было по-мальчишески, мы вместе были мальчишками. Я подумал, что когда-нибудь я могу поиграть с ним в мяч, я могу вытащить его вместо Барби.

«Все у вас уходит так долго», — сказала Барби, когда я вернулся в комнату.

Я положил Кена на комод, поднял тело Барби, отрубил Кену голову и разбил Барби головой о ее чертову шею.

«Я не хочу ссориться с тобой», — сказала Барби, когда я нес ее в свою комнату. «У нас недостаточно времени вместе, чтобы ссориться. Трахни меня», — сказала она.

Мне этого не хотелось. Я думал о том, чтобы трахнуть Кена, и Кен был мальчиком. Я думала о Барби и Барби, которые были девушкой.Я думал о Дженнифер, о том, как переключать головы Барби и Кена, грызть ноги Барби, подвешивать Барби к потолочному вентилятору и неизвестно о чем еще.

«Трахни меня», — снова сказала Барби.

Я сорвал с Барби одежду. Между ног Барби Дженнифер нарисовала публичные волосы наоборот. Она нарисовала его вверх дном, так что он выглядел как фонтан, извергающийся огромными широкими дугами. Я плюнул прямо на Барби и большим и указательным пальцами потер чернильные линии, стирая их.Барби застонала.

«Почему ты позволил ей сделать это с тобой?»

«Дженнифер владеет мной», — так легко и с удовольствием сказала она. Я полностью завидовал. Дженнифер владела Барби, и это сводило меня с ума. Очевидно, это были одни из тех отношений, которые могли существовать только между женщинами. Дженнифер могла владеть ею, потому что не имело значения, что Дженнифер владела ею. Дженнифер не хотела Барби, она была у нее.

«Ты идеален», — сказал я.

«Я толстею», — сказала Барби.

Барби ползла по мне, и мне стало интересно, знала ли Дженнифер, что она нимфоманка. Мне было интересно, знает ли Дженнифер, что такое нимфоманка.

«Тебе не место с маленькими девочками», — сказал я.

Барби проигнорировала меня.

На груди и животе Барби были царапины. Она ничего о них не сказала, и я сначала сделал вид, что не замечаю.Когда я касался ее, я чувствовал, что они были глубокими, как ломтики. Края были шероховатыми; мой палец зацепился за них, и я не мог не задаться вопросом.

«Дженнифер?» — сказал я, массируя порезы языком, как будто мой язык, как наждачная бумага, стирает их. Барби кивнула.

На самом деле, я подумал об использовании наждачной бумаги, но не знал, как объяснить это Барби: ты должен лежать спокойно и позволить мне очень сильно натереть это туфом, похожим на махровую ткань, смоченную в цементе.Я подумал, что ей даже понравится, если я сделаю это в стиле S&M и сначала надел на нее наручники.

Я провела языком взад и вперед по щепкам, взад и вперед по татуировке на ее спине: «Авторское право, 1966, Mattel Inc., Малайзия». Татуировка языком свела Барби с ума. Она сказала, что это как-то связано с чрезвычайно чувствительной рубцовой тканью.

Барби сильно прижалась ко мне, я чувствовал, как ее кусочки натирают мою кожу.Я думал, что Дженнифер может убить Барби. Не желая того, она могла просто переступить черту, и я подумал, узнает ли Барби, что происходит, или попытается ее остановить.

Мы трахались, как я это назвал, бля. Вначале Барби сказала, что ненавидит это слово, и это заставило меня полюбить его еще больше. Она ненавидела это, потому что это было так сильно и тяжело, и она сказала, что мы не трахались, мы занимались любовью. Я сказал ей, что она шутит.

«Трахни меня», — сказала она в тот день, и я знал, что скоро конец.«Трахни меня», — сказала она. Мне не понравилось звучание этого слова.

В пятницу, когда я вошел в комнату Дженнифер, что-то витало в воздухе. Пахло научной лабораторией, огнем, неудавшимся экспериментом.

На Барби было желтое вечернее платье без бретелек. Ее волосы были собраны в высокий пучок, больше походивший на свадебный торт, чем на то, что Бетти Крокер готовила на скорую руку. Казалось, что над ее головой по кругу кружились слои ангельских волос.У нее были желтые булавки в ушах и золотые туфли для секса, которые подходили к поясу на ее талии. На секунду я подумал о ремне и представил, как связал ее, но больше, чем удерживал ее руки или ноги, я думал обернуть ремень вокруг ее лица, привязать его ко рту.

Я посмотрел на Барби и увидел что-то темное и толстое, как шрам, поднимающийся над краем ее платья. Я схватил ее и стянул с нее платье.

«Привет, большой мальчик», — сказала Барби.»Я даже не могу поздороваться?»

Грудь Барби распилили ножом. На лезвии, на котором могло быть пять рядов зубов, как челюсти акулы, были сотни следов. И, как будто этого было недостаточно, она была растворена в огне, голубое и желтое пламя прижималось к ней и удерживалось там, пока она не растаяла и в конце концов превратилась в огонь, который обожг себя. Все это было как-то размешано грифелем карандаша, острием ручки и оставлено остывать.Расплавленная плоть Барби была оставлена ​​для затвердевания, черный и розовый пластик закручены вместе в кратере, который Дженнифер вырыла из ее груди.

Я исследовал ее подробно, как ученый, патологоанатом, гребаный судмедэксперт. Я изучал ожоги, выдолбленные участки, как будто, присмотревшись, я нашел что-то, объяснение, выход. Во рту появился отвратительный привкус, как будто я сосал батарейки. Он поднялся, затем снова опустился в мой живот, оставив мой рот сморщенным от горького металлического привкуса кислой слюны.Я закашлялся и плюнул на рукав рубашки, затем закатал его, чтобы прикрыть мокрое пятно.

Указательным пальцем я коснулся края ожога так легко, как только мог. Круглый край ее шрама оборвался под моим пальцем. Я чуть не уронил ее.

«Это просто сокращение», — сказала Барби. «Дженнифер и я сейчас живем».

Барби улыбалась.

No related posts.